Бесцветные краски. Лисса Мун
а потребность, привычка, вся жизнь. Он его не отпустит. Итэр его потом простит – он не из тех, кто способен обижаться вечность.
Он продумывает собственные действия каждый такой раз, но снова и снова ничего не делает – надеется, что Итэр все-таки передумает, изменит самого себя и выберет его.
Но они бы не были вместе так долго, если бы Альбедо вела только эта надежда.
Итэр сопит так мягко, и его тело такое теплое и согревающее в его объятиях, что Альбедо засыпает. Ему снятся совершенно далекие времена, когда он еще исследовал Драконий хребет. Когда в лагерь алхимика пришел путешественник из далекого мира и принес что-то каменно-вечное в постоянно меняющийся мир.
Утром постель совершенно холодная и пустая. Альбедо подрывается мгновенно – в комнате, кроме него, никого нет. Но он еще не верит, что это случилось так быстро. Мгновенно. Еще надеется, что Итэр просто встал раньше (он всегда спит до двенадцати), что захотел есть или пить (на тумбочке лежит печенье и стакан сока), что случилось что-то странное.
В коридоре никого нет. Никого нет в ванной, на кухне, в зале. Дом абсолютно пустой. Только входная дверь открыта настежь, и тяжелые капли заливают их коврик водой. Темное пятно быстро расползается по персиковой ткани, растет все больше и больше.
Он выбегает босиком, идет по грязи и лужам, промокает до нитки за пару секунд. Внутри что-то невыносимо болит и рвется. Он спотыкается о ящик, топчется по цветам, пытается понять, в какую сторону ушел Итэр. В голове лишь одна мысль – не догнал. Упустил. Позволил уйти. И от бессилия хочется кричать, хочется плакать навзрыд, проклинать все на этом свете. Итэра, себя, мать. Собственную вечную жизнь. Он знает – никто не заменит Итэра. Никто больше не сможет подарить ему чувство нужности. Чувство полноты.
Его скручивает пополам, и он опускается на колени. Болит живот и грудь, болят легкие, все тело ломит и выворачивает, сворачивает. Его трясет.
Он с трудом встает на ноги. Голова отказывается думать, принимать решения, анализировать, выбирать. Что-то предпринимать. Ничего не имеет смысла. С таким же успехом можно просто лечь и лежать.
Калитка открыта, дождь давно размыл дорогу. Он вряд ли сможет что-то найти. Идти в дом не хочется – он просто сойдет с ума от нахлынувших воспоминаний. Собственные сожаления сожрут его и здесь.
На заднем дворе есть качели. Итэр очень их просил. Хотел, чтобы они были белыми, оплетенными цветами и лозами сумерских растений. В теплые дни он любил на них спать, пока его качали. Альбедо сделал легкий навес, чтобы солнечные зайчики не тревожили его покой, поставил рядом столик, куда клал фрукты и напитки со льдом. Делал все, что Итэр хотел. Создавал, строил, с любовью и нежностью, бережно.
Но того, что нужно было Итэру, он дать не мог.
Свободу.
Теперь эти качели не имеют значения. Весь этот дом не имеет значения. Вся его жизнь – тоже. И если он все это разрушит, то.
Ничего. Не. Поменяется.
Разве что станет чуточку легче. И начнет