Худой мир. Тревожные сны в подарок. Алексей Елизаветович Гришин
сделать.
Лиза послушалась, отбежала к обочине и замерла. А Марина перешагнула через мёртвое тело и схватила свёрток с курткой.
– Не советую, – покачал головой отец.
– Иди ты к чёрту, – процедила Марина, схватила дрон за торчащий пропеллер и с размаху приложила о дерево. Тот разлетелся на сотню мелких осколков, закружились в воздухе пропеллеры, заведясь напоследок. Один из них резанул её по щеке, заметался, влетел в еловые ветки, застрял и, побарахтавшись несколько мгновений, замолчал навсегда.
Глава 4
Ещё весной, незадолго до того, как Марина прошла биорефакторинг, она и Ваня – двоюродный брат по маминой линии – сидели в какой-то кафешке и усиленно грели носы в кружках с дымящимся кофе. Погода стояла странная – ни тепло, ни холодно, а как-то всё одновременно. Рассуждая о завтрашней прогулке, они отвлеклись на бубнящий в углу телевизор, который, похоже, говорил о погоде. Так, по крайней мере, им показалось на первый взгляд.
На экране красивая девушка в зелёном платье («Приятный цвет», – подумала Марина) с улыбкой на лице водила указкой по карте.
– А теперь о погоде в мире. Над центральными штатами бушует сильный циклон, ветер до десяти метров в секунду гонит облака с западного побережья на восточное. Это означает, что на завтрашней ассамблее ООН нашим партнёрам следует воздержаться от резких заявлений. Как мы с вами знаем, время полёта баллистической ракеты «Стрекоза» – всего пять минут, а сильный ветер легко разнесёт облако с радиоактивными осадками по всему континенту. Обильные дожди в восточной части лишь усугубят ситуацию.
– Ну, нам этот прогноз не сильно поможет, – заключил Ваня. Марина поморщилась:
– Мерзко это как-то. Я бы не смогла вот так вот, с улыбкой, рассуждать. Ты представь, что там где-нибудь в кафешке сидит некая Мэри, такая же, как я.
– И кузен Джон, – вставил Ваня.
– Да. И кузен Джон.
– И смотрят то же самое, только со своей стороны.
– Вот именно. И им тоже неприятно, мерзко. Тогда зачем мы это смотрим, зачем нам это показывают? Кому от этого хорошо?
Ваня сделал большой глоток кофе, промокнул салфеткой свои редкие ещё усы и ответил:
– Ты слишком серьёзно к этому относишься. Ты же понимаешь, что сказать и сделать – разные вещи. В сердцах или сгоряча можно наговорить всякого, а потом вроде как приходится придерживаться сказанного – но только на словах.
– Не думаю, что они там, – Марина кивнула в сторону телевизора, который увлечённо рассказывал о системе наведения «Стрекозы», – говорят сгоряча.
– Тогда другой вариант. Ты, скажем, перед экзаменом говоришь же себе обычно – «Я завтра обязательно всё сдам». Это вроде как не совсем правда, и никакой уверенности у тебя быть не может, но говоришь же. А кто-то говорит: «Вот бы препод сломал себе ногу». Это как бы не значит, что человек реально пойдёт ломать преподавателю ногу. Он даже, наверное, не сильно