Белая проза. Юрий Павлович Роговцов
и о других. Чертие что!» Весь налитый раздражением. он ожидал окончания цикла. Душу рвала досада, что из-за какой-то идиотки-меломанши, он упустил, потерял, не пережил столь чудесное, мудрое, просветленное. Как только взорвались аплодисменты, Антон Львович рванул с места, оббегая глазами зал, в поисках свободного кресла. Оно оказалось.
Следующим был Григ (виолончель, фоно): ноющие, тянущие, воющие, брызгами слёз, писками, скрипами, криками, затем беги, беги с отдышками, некое подражание инфантильности, вновь кошачьи визги, вновь слёзные конвульсии… «Ненавижу эти эстетические истерики. Можно что-нибудь спокойное? Кто считает это гениальным? Сплошные дёрги, нервы – бред собачий!» Рядом сидел уже знакомый идиот (он ходил, казалось, на все концерты), и как всегда, отбивая рукой такт, крутил головой, осматривая присутствующих требовательным взглядом, иногда впиваясь в жертву минуты на три. Антон Львович закрыл глаза, чтоб не видеть своего соседа, и вошел в круговерть плаксивых и истеричных мелодий, покашливаний, пошаркиваний, поскрипываний, сопящих дыханий, шепотов, лай собаки на улице, сигналы машин, гудёж за спиной, стук такта рядом, и вновь писки и беги и всхлипы и крики…
Затем, был антракт. Антон Львович решил уйти. Он был зол. Он не переносил грохот, который ему ушатами лили в уши последние минут двадцать, а может, и будут еще. Наш герой частенько бывал в консерватории (бесплатные выступления бывших выпускников): его обманывали громкие имена композиторов. Но обычно он еле досиживал до конца. Всякий раз очередной гений безудержно дубасил громами по его голове и душе. Бывало, что Антон Львович утешался на мгновение красивой, нежной мелодией, спокойным величием. Но это длилось мгновение, пропадающее в океане бушующих музыкальных психизмов. Всегда на концерте и после него, он давал себе слово – больше сюда ни ногой, – и вновь и вновь знакомое «гениальное» имя обманывало его. Во втором отделении должны были исполняться: некий итальянец и поляк (судя по фамилии). Последний задействовал целый оркестр виолончелей. «Это может быть интересно», – подумал Антон Львович, и решил остаться.
Антракт закончился. Прозвучал третий звонок. Все расселись. Вышли два исполнителя (фоно, виолончель), сели и… При первых же рыках, грыках и грохах, Антон Львович, извиняясь перед женщинами, в бешенстве вылетел из зала. Вслед неслись неврозы, шизофрении, эпилепсии… «Что будет на оркестре?!!!..»
– Расскажи, расскажи еще что-нибудь, пожалуйста. – Однажды Гермес признался Посейдону, или Посейдон сказал Гермесу, что не против переспать с Афродитой. В общем, Гермес заложил тогда Гефесту о том, что его жена трахается с Аресом. Ну, Гефест выковал тонкую, невидимую сеть, и повесил её над кроватью. И когда Арес с Афродитой легли, сеть упала и накрыла их. Не помню, что было потом. Вроде, Гефест никак её не наказал. – Еще, еще расскажи… еще… Мне так хорошо, когда ты рассказываешь. Ах-ах… – Да, бедный хромоногий Гефест. – Почему? – Как почему.