Маска. Михаил Забелин
перелом: невидимые родственные нити потянулись от одного к другому и связали нас троих.
– Мне бы хотелось, когда он родится, пойти с вами в церковь и увидеть, как его будут крестить.
А вы никогда не обращали внимания, насколько служба в православной церкви отличается от католической? Я не имею в виду канонические различия. Я не теолог и не хочу, и не могу этого касаться. Я говорю о воздействии службы на прихожан. Представьте себе, например, Сакре-Кёр. Прекрасная белая церковь, откуда виден весь Париж. Высокие купола, витражи, в церкви полумрак, играет орган. Ты сидишь на скамье, и сознание твое возвышается, просветляется и уносится ввысь, к Богу. А теперь представьте себе любую русскую церковь. Горят свечи, золотом сверкает иконостас. Поёт церковный хор. Душа плачет и очищается. Хочется упасть на колени и молить о прощении. Душа раскрывается навстречу Богу. Там сознание, здесь душа говорит с Богом.
Он встал из-за стола. Мы встали вслед за ним.
– Ну что ж, теперь давайте поговорим о вас.
Мы вернулись в гостиную и снова сели в свои кресла. На журнальном столике стояла бутылка Реми Мартин и три пузатые коньячные рюмки. Он разлил коньяк, и когда мы выпили по глоточку, начал:
– Андрей, вы привезли фотографию маски?
Я поднялся в нашу комнату, принес фотографии и молча протянул их ему. Он долго, внимательно разглядывал фотографии, потом положил их перед собой на столик.
– Да, это она. Я сразу подумал, что это она, еще когда читал Ирино письмо.
Я вам сейчас расскажу об одном своем путешествии. Это было в Центральной Африке, чуть выше от экватора, на севере Конго. К тому времени я уже несколько лет провел в Африке, говорил на многих племенных наречиях. Меня знали или слышали обо мне и уважали.
Двенадцатый день мы шли через непроходимые джунгли: я и мои провожатые. Нас было пятеро, белый – один я. Мы шли гуськом, я – в середине. У меня до сих пор стоит перед глазами маячившая передо мной клетчатая рубашка идущего впереди с темным пятном от пота, расплывшимся между лопаток. Огромные красные деревья толпились вокруг нас плотной стеной, и их корни, как ребра, тянулись к земле от середины ствола. За их кронами не было видно солнца. Трава была густой и высокой. Лианы, как змеи, свешивались с ветвей и переплетались в паутину, преграждая нам путь. Мы уже потеряли одного человека в дороге, его укусила змея. Мне говорили, что в эти места никто из белых людей никогда не ходил. Да и местные жители пошли неохотно, я с трудом нашел проводников. Существовало поверье, что в самом сердце джунглей есть озеро, в котором обитает злой дух. Собственно, на поиски этого озера и этого духа я и отправился.
К концу двенадцатого дня лес расступился, и мы вышли на большую поляну. С трех сторон поляну обступал лес, с четвертой – насколько хватало глаз, расстилалось озеро. Меня охватила гордость: я был первым чужеземцем, добравшимся до этих мест. Посреди поляны стоял высокий ритуальный столб. Вокруг лепилось десятка два круглых африканских хижин: глиняные стены, соломенные