Звёздная пыль. Александр Сергеевич Селютин
рассеялся. На юго-востоке в ослепительно белой папахе, подпирая небо, высилась Диклосмта. С её стороны дул слабый, прохладный ветерок.
Идиллическая картина окружающей природы совсем не согласовывалась с тем, что творилось в моей душе. Тревога, растерянность, страх бродили во мне, сменяя друг друга, и никто не мог рассеять мои опасения, никто не мог определённо сказать, для чего я здесь и кому я нужен.
Вскоре вернулся Рустам. Он снял с коня уздечку, спутал ему передние ноги ремнём и отвёл его пастись за изгородь.
– Проголодался? – подойдя ко мне, спросил он.
– Нет, нет, ничего, – ответил я.
– Поиграешь ещё на этой штуке, а?
– Понравилось?
– Понравилось… Мне бы так!
Я собрал саксофон и сыграл несколько джазовых тем. За всё время игры Рустам сидел, не шелохнувшись, и слушал меня с неподдельным интересом.
– Это джаз? – спросил он меня, когда я закончил играть.
– Джаз, – ответил я. – Как ты узнал?
– Я догадался. У нас такую музыку нигде не продают.
– Как это, не продают?
– Ну, кассеты.
– А… да их, наверно, нигде не продают. Может быть, только в специальных магазинах.
– А ты, говорят, хороший музыкант.
– Кто тебе сказал?
– Султан говорил дяде.
– А он не говорил, случайно, зачем меня сюда привезли?
– Нет, не говорил. А, правда, научишь?– продолжил он без всякой логической последовательности.
– Научу. Если есть желание.
Он осторожно взял саксофон в руки, повертел, разглядывая, потом дунул в него, издав гусиный выкрик, и так же осторожно положил его на крышку футляра.
– А сколько он стоит?
– Тот, кто покупал его, сказал, что три тысячи долларов.
– Ого! И «калаш» стоит столько же.
– А что бы ты купил, если бы у тебя был выбор: саксофон или, как ты его называешь, «калаш»?
– Не знаю. Наверное, саксофон.
Я посмотрел на Рустама. Обыкновенный мальчишка. Невысокого роста, щупленький, коротко остриженный, с живыми карими глазами. Хорошо говорит по-русски, почти без акцента. Я слышал о том, что в Чечне среди молодёжи бродят экстремистские настроения, а здесь я видел простого сельского паренька, который собрался учиться в университете и которого совершенно не интересует политика. И если ему и нужен «калаш», то только для того, чтобы удовлетворить собственное честолюбие: «У нас почти во всех есть «калаши», – вспомнились мне его слова. Он с удовольствием пасёт коров и овец, помогая дяде, ест простую пищу, которую, большей частью готовит сам.
Я ничего не могу сказать об остальных членах всего этого сообщества, вернее о взрослой его части. Мне трудно судить об этих людях. Тем не менее, находясь здесь, я не чувствовал к себе никакой враждебности. Наоборот, они обращались со мной как с равным, и если бы не та таинственность, с которой я связывал своё появление здесь, то можно было бы предположить, что я нахожусь в гостях.
– За водой со мной сходишь? – услышал я голос Рустама. Задумавшись, я не сразу сообразил, что он обращается ко мне.
– Схожу. Это далеко?
– Нет,