Великая Екатерина. Рожденная править. Нина Соротокина
канцелярии, а по совместительству негласный надзиратель за Екатериной). Шувалову Екатерина и отдала письмо, адресованное императрице лично. В нем она описывала свою трудную жизнь, невозможность общения с собственными детьми, ужасные отношения с мужем, добавила, что так больше жить не может, и умоляла отпустить ее на родину: «…я проведу остаток дней у моих родных, молясь Богу за Вас, за великого князя, за детей и за всех тех, кто мне сделал добро или зло…» Шувалов передал письмо по назначению и вскоре сообщил, что «императрица вызовет вас для разговора – ждите».
Императрица не торопилась с разговором, а между тем дала отставку верной дуэнье Екатерины – Владиславовой. Это была «последняя капля». Екатерина дала волю слезам. То есть она плакала и плакала, ее утешали, но не могли утешить. Пришла утешать великую княгиню и ее камер-юнгфер – Шарогородская. Искренне печалясь за Екатерину, Шарогородская предложила помощь: «Мы все боимся, как бы вы не изнемогли от того состояния, в каком мы вас видим; позвольте мне пойти сегодня к моему дяде, духовнику императрицы и вашему; я с ним поговорю и обещаю вам, что он сумеет так поговорить с императрицей, что вы этим будете довольны». Камер-юнгфер выполнила свое обещание. Дядя, он же протоирей Федор Дубенский, посоветовал Екатерине сказаться больной и просить, чтобы ее исповедовали.
Сказана – сделано. Екатерине не нужно было особо притворяться. От слез и горя она уже не держалась на ногах. Играла болезнь она великолепно, приближенные уже опасались за ее жизнь. Этой же ночью пришли доктора. Но Екатерина твердила, что не телу ее нужна помощь, а душе. Духовник, наконец, был позван, и она исповедовалась. Исповедь длилась полтора часа. Екатерина пишет о протоирее Дубянском: «Я нашла его исполненным доброжелательства по отношению ко мне и менее глупым, чем о нем говорили». Он дал дельный совет – в разговоре с Их Величеством настаивайте на том, чтобы вас отослали за границу. Их императорское величество никогда этого не сделает, потому что «…нечем будет оправдать эту отставку в глазах общества».
Духовник дождался пробуждения императрицы и попросил о скорейшем свидании Их величества с Екатериной, потому что «горе и страдание могут ее убить». Разговор с императрицей состоялся ночью (самое деловое время для Елизаветы) и прошел по заранее оговоренному сценарию. Здесь же находился Петр. Разговор был трудным, но кончился к обоюдному согласию. Все подозрения с Екатерины были сняты. О том, что она уедет в Европу, дабы жить в бедности и неустанно молиться, вопрос уже не стоял. О втором разговоре императрицы с Екатериной известно только, что он был вполне доброжелательным.
Хороша «предсмертная исповедь», если ты просчитаешь заранее, в чем надобно каяться, а о чем умолчать, мало того – ты точно знаешь, что содержание исповеди будет подробно пересказано нужному человеку. Главное, что сама Екатерина не видит в этом ничего зазорного и откровенно пишет об этом в своих «Записках». Впрочем, в вопросах веры Екатерина обладала, выражаясь