Зеркаланто. Мария Фомальгаут
достались ведьмины часы – нет, не старинные часы с боем, и не карманные часики на цепочке, – а те часы с трех часов ночи до четырех утра, которые считаются темными, недобрыми. Часовой каждые сутки осторожно вырезал эти часы из ночи, осторожно склеивал края, а ведьмины часы подцеплял клещами и выбрасывал в безвременье. Нам разрешалось подбирать выброшенные часы, сшивать их тонкой иголкой – Аделаида была мастерица так делать – и жить в этих ведьминых часах, брести по времени, спотыкаясь на швах.
Нас считали ведьмами, хотя ничего ведьминского в нас не было – кроме того, что мы родились в ведьмины часы, с трех ночи до четырех утра. Остара, правда, уверяла, что ничего подобного, она родилась в четыре часа одну минуту – но её никто не слушал, никто не верил, а может, отправили сюда на всякий случай, кабы чего не вышло.
Когда в большом мире проходили сутки, в нашем мире проходило двадцать четыре дня, когда у нас миновал год, в большом мире проходило двадцать четыре года. Это был еще один повод, чтобы считать нас ведьмами – все наши ровесницы давно уже стали дряхлыми старухами, и изредка замечали нас под покровом вечной ночи ведьминого часа – молодых, как будто нестареющих, словно бы вечных. Конечно, это не прибавляло любви к нам, и это еще мягко сказано…
…иногда ведьмины часы и правда превращались в ведьмины часы – то в карманные часики, то в большие часы с маятником, то в песочные часы, то в огромные часы на башне. Нам казалось, что часы хотят превратиться во что-то, что могло бы управлять временем – но возможно, только казалось…
Что должно быть на портрете
…на первом портрете сына должно быть запечатлено его рождение – вернее, тот момент, когда он перестает быть деревом, осторожно пробует пошевелиться, неумело отрывается от своих корней, – это всегда больно, очень больно, но он должен сделать это сам, не пытайтесь никто ему помочь – пытается сделать первый шаг. Тут над смотреть в оба, сможет он сделать этот шаг или упадет. Если неловко свалится – значит, в его жизни все будет хорошо. Если же он сможет сделать этот самый первый шаг – значит, в жизни его ждут трудности, и даже не просто трудности, а что-то совсем нехорошее. Впрочем, это только суеверия.
На портрете показано, как сын сбрасывает ненужные ветви, расправляет ветви, которые превращаются в руки, – здесь на него надевают богатые одежды, которые подчеркнут его высокий статус.
Следующий портрет должен отобразить, как сын входит в фамильный замок, как отец показывает ему залы и коридоры, по которым ходили его предки из поколения в поколение. Здесь начинается своего рода рекурсия – на портрете сын смотрит на другие портреты, портреты прошлых поколений, которые в свою очередь смотрят на портреты своих предков.
Дальше должен быть портрет роскошного пира, где сын вкушает первую кровь из серебряного кубка.
Потом вы увидите портрет, на котором отец показывает сыну величайшие бои прошлого, черные против белых, е-два, е-четыре, пешка рубит коня, черные и белые клетки заливаются кровью, история