Окруженные тьмой. Алексей Винокуров
наши французские друзья. Вечно суют нос не в свое дело. Я вам еще отмену франка не простил, а вы уже новую пакость задумали.
– Наши франки – не ваша забота, – сказала Женевьев хмуро.
Валера посмотрел на Сашу: что ж ты врал, что она не говорит по-русски? Саша, однако, и сам смотрел на Женевьев с большим удивлением.
– Женька? Откуда ты взялась?
Откуда взялась, там уже таких нет. А если серьезно, ей Петрович дорогу сказал. Петрович – ладно, но капитан же просил за ним не ходить. Она бы и не пошла, но должен же быть хоть один нормальный в этом asile d'aliénés.
Здесь, веско заметил Валера, выясняют отношения два блюстителя. Так что смертным лучше не соваться. Но Женевьев не была настроена на долгие беседы.
– Молчать! – сказала она. – Положить пистолеты, оба!
Ах да, у них же пистолеты. Только толку от этих пистолетов, как от козла молока. Не стреляют почему-то…
– Я кому сказала! Стволы на землю! Быстро!
– Интеллигентный подход, сразу видно работника полиции, – кисло улыбнулся Валера. – Все так чинно, благородно. А ты, Шурик, что скажешь?
А что он должен сказать? Ему эта история надоела хуже горькой редьки. Не хотелось признаваться, но появлению Женевьев он был рад. Или даже так – очень рад. Не хватало еще, чтобы Валера все испортил.
– Бросай ствол, – внушительно сказал Саша. – Я ее знаю, она бешеная. Будешь дергаться, она из тебя чайное ситечко сделает.
Валера пожал плечами. Он, значит, отдаст пистолет, а они потом на пару из него будут делать мелкое ситечко для индийского чая. Но Саша так не думал. Во-первых, он все-таки полицейский, то есть худо-бедно должен законы соблюдать. А, во-вторых, Женевьев велела положить пистолеты им обоим. Вот он сейчас медленно кладет его на землю – пусть то же самое сделает и Валера.
Валера сопротивляться не стал, положил пистолет на землю, подтолкнул его ногой к Женевьев. То же проделал со своим пистолетом и Саша. Она, не сводя глаз с парней, подобрала оба ствола.
– А теперь ты назад, а Саша – ко мне!
Ну, что сказать, Сашок. Шустрая у тебя баба…
– Пошел вон, – Женевьев выражалась кратко, но энергично.
Валера удивился: это они ему? Боже мой, как все это грубо и неженственно. Совершено непонятно, чем он заслужил такое отношение. А, впрочем, если они настаивают, то пожалуйста, он исчезнет, проливая горькие слезы, отправится в скит, в монашество, возможно, даже примет схиму…
– Хватит болтать, – Женевьев, которая сначала только нервничала, начала уже злиться.
– Ухожу, друзья мои, ухожу… Ариведерчи, оревуар и бон апети! Уверен, мы еще встретимся.
И походкой чуть более небрежной, чем требовали обстоятельства, Валера двинулся прочь с пустыря. Женевьев и Саша проводили его долгим взглядом и только после этого выдохнули: наконец, свободно.
– Вежливый какой стал, – сказала Женевьев.
– Будешь вежливым, когда в тебя из пистолета целятся, – хмуро отвечал капитан.
Однако,