Ковчег Иоффа. Наталья Шунина
в церкви, в русской нашей православной, – выпалил я неожиданно для себя, затем сделал поклон, настолько русский и старинный, точно я был народником.
В это же мгновение из окна раздался колокольный перезвон.
«Возможно, я стал участником мировой войны двух эгрегоров…» – прилетела странная мысль под тревожные колокольные переливы.
– А где же крест на тебе? – прищурился Валера и привстал, словно речь зашла о вопросах первой важности. – Ни на ком тут креста нет! – воскликнул он с чувством. – Только на мне! И я не считаю биоэнергетику сатанинским происком!
– Успокойтесь, пожалуйста, – попытался его усадить Анатолий, – видите ли, я забыл вас предупредить, что энергии в теле две. Одна от земли, горячая, она может давление повышать. Она очень возбуждает. А вторая – из космоса, холодная, она успокаивает, умиротворяет. Давайте теперь из нее шарик попробуем сделать.
– Нет уж, – не унимался Валера, – пусть он ответит, почему меня в сатанизме уличал!
– Да вас никто не уличал! – в один голос сказали Анатолий и юноша.
Я же сполз со свой кровати, чувствуя, что сейчас воздушный шар, надутый Школой, куда-то меня понесет. Далеко-далеко. Что касается чувств, то я кипел. Мне хотелось навалять всем троим, распорядившись, наконец, «мускулами».
«Сейчас меня сорвет. И понесется», – прилетали мысли, и, сам не понимая, почему, словно не полностью контролируя себя, я припомнил и без рефлексий применил очередной навык Школы. Навык, который можно было бы назвать «Устрашение» или «Влияние». И тупая энергия, бурлившая во мне, в мгновение раздула эфирное тело до размеров целого дома.
– Что ты сказал?! – стал наезжать я, и Валера, бледный, сел мимо кровати.
Виктор и юноша покосились на меня с опаской.
«Работает, бля!» – ругался я про себя, пытаясь вернуть эфирному телу его обычную величину и навсегда забыть все то, чему меня обучили в Школе.
Остаток вечера и полночи я провел лежа на кровати, точно не желая применять даже по мелочи ту силу, что во мне была. И никто ко мне больше не обращался. И само чудо было демистифицировано, разложено до биоэнергетических импульсов. И не было ни Бога, ни Сатаны.
В мыслях своих я сентиментально обращался к Вере: «Нежная моя курочка, знала бы ты, как я по тебе грущу и тоскую! Как хочется мне тебя растерзать и умаслить! Как сладко я печалюсь о наших поцелуях! Как рвусь к тебе, лани моей золотоглазой! И клянусь: я вырву тебя из лап дракона – ужасной этой Школы. Сила его в том, что он втирается в сознание, не убеждая и принуждая, а действуя тонко, тихо, не торопясь. И вот уже второе десятилетие остается легально на плаву. Наш дракон знает законы. Зачем, скажи мне, любовь моя, тебе нужна эта Школа? О, как я хочу видеть тебя целой и невредимой!»
Очень, признаться, было страшно увидеть не вожделенную Веру, а очередного адепта Школы. И даже в этом она оказывалась на высоте искусства махинации – ее сторонники выглядели так же спокойно, толерантно и разумно, как, например, мой сосед Анатолий. Никакого