Поцелуй для спящей принцессы. Анастасия Зарецкая
тогда как правая – наглухо захлопнутой. И Дар, не решаясь дергать ручку и портить фейское имущество, решил сначала пойти по легкому пути и заглянул в комнату, располагающуюся слева. То есть справа, если смотреть с противоположной стороны коридора.
Внутри все было невнятно-розовое, местами глазированное, как пряник, который Дар видел единственный раз в своей жизни, а потому и запомнил. Разве в этом девчачьем великолепии может жить такая строгая фея? Или любовь к розовому цвету – одна из тайных слабостей Риччи?..
Принц сделал шаг внутрь, развернулся, чтобы лучше разглядеть место, в которое попал, – и наконец-то понял, что это была не его новая комната. И не старая фейская.
Это вообще, похоже, была комната, в которой Дар если и мог оказаться, то еще очень нескоро. И после в высшей степени щедрого одобрения Ричиэллы.
На кровати, в окружении простыней-подушек-одеял-и-снова-подушек возлежала она – та, ради которой все это было создано, та, благодаря кому Дар совсем недавно обрел крышу над головой, та, которую он, в общем-то, может однажды спасти.
Дар узнал ее сразу.
Сложно было не узнать ее после стольких прослушанных баллад и легенд. Впрочем, ни одно из этих проявлений творчества, сколько бы талантливым ни был его создатель, не смогло отразить в полной мере то, насколько всё-таки невероятно прекрасной она оказалась.
И еще невероятным было вот что.
Она существовала.
Она.
Действительно существовала.
Как и вечный сон.
А так ли он плох, вечный сон?
Если кудри той самой принцессы Аделин до сих пор золотые, как чешуи дорогих рыб, кожа гладкая, точно фарфор, который стоит в королевстве Дара больше золота, а губы красны, точно спелые дикие яблоки? Если она прекраснее всех девушек, которых Дар видел в жизни? Кроме, разве что, мамы. Мама… она ведь навсегда остается лучшей во всем. Или нет?..
Спит Аделин, и ничего нельзя сказать о том, невыносимый или легкий на подъем у нее характер, чего она боится и о чем мечтает, кого целовала в тайне от родителей, спрятавшись за колючими кустами, какие любит цветы.
Хотя, как утверждают легенды, больше всего Аделин любила розы.
Розы…
Прекрасная, прекрасная Аделин.
Что же ты наделала, глупая? Почему так легко позволила себя погубить? Почему не позволяешь спасти?
Дар сделал несколько шагов по направлению к ее кровати и остановился на расстоянии вытянутой руки.
Сколько же ждешь ты своего принца, Аделин? Сколько ещё будешь ждать? Рано или поздно все заканчивается, и когда-нибудь твоя заботливая Ричиэлла тоже закончится, выгорит изнутри, и что тогда? Так и останешься нераспустившимся бутоном, скрытым за горой постельных принадлежностей?
Принц чуть подался вперед и прислушался.
Аделин дышала, но медленно, будто берегла силы. Плавно опускалась и поднималась грудь (которую за одеялом было, в общем-то, не разглядеть). Ресницы оставались неподвижными.
Пахло чем-то сладким, но не приторно – проступала задорная кислинка, искорка, и Дар подумал,