Все на продажу. Юрий Жук
декорации и подняли кулисы. И только Кавалеров никуда не торопился. Ему было уютно в старой гримерке, где он прожил значительную часть своей жизни. За этим самым столиком и в этом самом кресле. Сколько десятков лет он ежедневно приходил сюда?
– А действительно, сколько? – Кавалеров попробовал сосчитать, но сбился. Коньячок давал о себе знать.
– Да не все ли равно? Какая разница. Много. – Сказал он, махнул рукой отражению и, поудобнее, устроился в кресле.
Он, не просто так, не уходил домой. Было одно важное дело, отложить которое Степан Михайлович, ну ни как не мог. Но для этого требовалось время полного покоя в театре. Потому он и ждал, когда все разойдутся, чтобы наступило это время.
В гримерку осторожно постучали. Скрипнула дверь. Приоткрылась. И раздалось низкое контральто вахтерши:
– Степан Михайлович. Вы еще не ушли? А-то я гляжу, на вахте ключа нет. Все сдали, только ваш один и остался.
– Возьми его, Валюша. Я своим закрою. – Кавалеров повернулся к двери. – Что, все разошлись?
– Да уж с полчаса как разбежались. Я и служебный заперла. Там Петрович остался. Вдруг, кто вернется. А сама к вам, узнать. Может, нужно чего?
– Да, нет, Валюша, ничего не нужно. Иди, себе. Я через директорское парадное выйду. Заодно, шоферу скажи, пусть машину туда же подгонит. – И вдруг, передумал. – Погоди минутку. Дверь прикрой. Хотя, чего там. Все равно никого нет.– И предложил, неожиданно, немного обескуражив. – Выпей со мной. – Вахтерша застеснялась. – Да, ладно тебе. Я ведь помню, как ты прежде зажигала.
– Прежде. Что прежде было, быльем поросло. Ты вон, Степан Михайлович, тоже не промах был. – Глянула на Кавалерова вахтерша, перейдя на «ты». Я помню, как ты меня, лет сорок назад, аккурат, под новый год портвейном угостил, а потом вот в этой самой гримерке, на эту самую банкетку уложить пытался. Не уж-то повторить решил? – Вахтерша хохотнула низко и присела на край расшатаной банкетки.
– Да ну тебя, Валька. – Теперь уже смутился Кавалеров. Потом что-то вспомнил. – А чего это, вдруг, пытался? Не пытался, уложил. – И глянул на нее соколом.
– Да- а? – Зарумянилась вахтерша. – Точно уложил? Что-то я такого не припомню.
– Уложил, уложил. – Кавалеров лихо подкрутил несуществующий гусарский ус.
Надо сказать, что вахтерша Валя, а лет двадцать назад Валентина Петровна, а еще раньше просто Валюша, молодая, подающая надежды, актриска, только после училища, была необычайно соблазнительна, той вызывающе вульгарной, но сразу бросавшейся в глаза, красотой, которую умеет ценить наш брат, мужик. От рабочего сцены, до директора, все, как один, пускали слюни, глядя на ее крепкий зад, посаженый на такие же крепкие ноги и фантастическую, тогда еще упругую, грудь. И все это при необычайно тонкой талии. А ведущий артист Гоша Григорян, царствие ему небесное, даже придумал стишок и декламировал при каждом удобном случае:
– Валькин