Из рода волхвов. Мирослава Раевская
куда запропастился их командир.
– Ты куда на ночь глядя умотал, Ян? – поинтересовался Вадимир, окинув его внимательным взглядом. – К девкам что ли деревенским бегал…
– Типун тебе на язык, старый, – хмыкнул он, удивляясь его проницательности, и вошёл в тёплую избу. – Зато узнал кое-что интересное по поводу того, кто хворь мог навести на Берёзовку. Я к старосте схожу, Звана и Вацлав пусть у местных поспрашивают, есть ли в деревне мужчина, у которого вся спина в шрамах. А ещё – пропадал ли кто из деревенских до того, как стало известно о болезни.
Ян бросил серьёзный взгляд на Вадимира и, прикрепив меч к поясу, добавил:
– Тебе, Вадимир, самое сложное. Сходи в лес и поищи следы. Но далеко не ходи.
– Думаешь, в деревне его уже нет?
– Уверен в этом, нет у него причин околачиваться здесь. Но убедиться стоит.
На том и порешили. Наскоро перекусив холодной кашей и хлебной горбушкой, они разошлись. Староста встретил его с нарочитым радушием, но Ян видел – в глубине его глаз крылась неприязнь и подозрение. Про Цвету он сказал мало, вскользь, будто боялся тревожить покой мёртвой девушки. Но, как выяснилось, ухажёр у неё был – причём не один. По крайней мере, так люди говорили. Девица, судя по всему, было до внимания охочая и крайне любвеобильная. Но кого-то конкретного староста так и не выделил, посоветовав сходить к её матери.
– Вы только аккуратнее, – напоследок сказал старик. – Она после того, как дочурку схоронила, совсем умом тронулась. Зла на неё не держите, беда у бабы, что поделать.
Яну до чужой беды дела, в общем-то, не было никакого, но к сведению он эту информацию принял. Открыли ему, правда, со стука десятого – взлохмаченная женская голова высунулась из дома, и Ян почувствовал запах хмеля. Людское горе часто пахло именно так. Женщина окинула его равнодушным взглядом с ног до головы и проскрипела неприятным низким голосом:
– Чего тебе надо?
– Про дочь твою разузнать, – спокойно отозвался Ян. – С кем в последнее время она виделась чаще всего? Может, влюблена в кого Цвета была?
Имя погибшей дочери, видимо, стало для неё призывом к действию. Обезумевшая женщина, резко распахнув скрипнувшую дверь, кинулась на него и закричала. Да так, что в ушах зазвенело:
– Вы волхвы проклятые! Вы мою Цвету извели, вы её отняли у меня! Не прощу, не прощу, не прощу! В пламени вам гореть всем, нечисть поганая!
Ян отбросил её от себя одним движением, но силы случайно не рассчитал. Она рухнула прямо в снег и, не сумев подняться, зашлась в рыданиях. Если бы у него было время скорбеть, он, несомненно, поскорбел бы вместе с ней. Но такой роскоши, как сострадание к чужим людям, у него, к сожалению, давно в сердце не водилось. Ян раздраженно вздохнул и потянулся к распластавшейся женщине, желая встряхнуть её и привести в чувство, но чьи-то тонкие пальцы сомкнулись на его локте, утягивая в сторону.
– Погоди, не трогай её, – проронила запыхавшаяся Веселина. – Видишь же, пьяная она – ничего толкового не скажет.