Ночь огня. Эрик-Эмманюэль Шмитт

      – Вы знаете все растения?

      – Не все, но много. Тридцать лет собираю гербарий, хотя моя специальность все же вулканы.

      Тома, бородач лет пятидесяти, преподавал географию в Университете Кана. Парижское агентство оплатило ему экскурсию, чтобы он передал свои знания будущим путешественникам.

      В таком положении были двое: Тома, геолог, и Жан-Пьер, астроном. Им была поставлена задача описывать нам мир – одному днем, другому ночью. Я ценил эту ученую компанию и считал большой удачей в нее попасть.

      Каждый час мы делали привал, и Тома рассказывал нам об образовании рельефов, их эволюции, эрозии почв. Благодаря ему пейзаж обрел два новых аспекта: время и движение. Ученый наделял этот безмолвный мир историей, и под внешней неподвижностью панорамы открывал нам все, что возникало, извергалось, боролось, текло, сталкивалось, ломалось, наступало и распадалось. Завороженный его комментариями, я чувствовал себя на поле битвы после сражения, где глыбы, разломы, каньоны были убитыми солдатами или солдатами выжившими.

      – Вы ошибаетесь, – ответил он, когда я поделился с ним своим ощущением. – Борьба не закончена. Все еще движется, непрестанно меняется, но со скоростью, неощутимой на человеческом уровне.

      – А, ну да… Как сказал Фонтенель:[9] на памяти розы не умирал ни один садовник.

      Он сморщился и почесал ухо. Мне еще предстояло понять, что его сердцу не были милы ни поэзия, ни образные выражения, ни философия. Он хотел знать. Только знать. Не фантазировать, не мечтать, это все ребячество…