Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма. Александр Степаненко
межправительственные соглашения… которые… принимает участие…
Щеглов посмотрел на Штегнера. Тот сидел, глядя перед собой и все так же вымученно улыбаясь. На сказанное Ковыляевым он никак не отреагировал. Кравченко тоже стоял молча, застыв как изваяние.
Вновь повисла пауза. Корреспондент четвертого канала вопросительно посмотрел на Кравченко, затем на Щеглова, но ни тот, ни другой не решились дать знак к окончанию беседы, опасаясь проявить излишнюю инициативу, раньше времени лишив слова своих начальников. Те – тоже молчали.
Журналист, не связанный столь жесткими номенклатурными рамками, взял инициативу на себя и решился прервать беседу сам. Пробурчав «спасибо», он сделал знак съемочным группам собираться.
Ковыляев и Штегнер встали, повернулись друг к другу и, широко улыбнувшись, пожали друг другу руки.
– Спасибо, Андрей Борисович, всего доброго! – сказал Ковыляев.
– Всего хорошего, Анатолий Петрович! – ответил Штегнер.
И оба они вышли из зала: Штегнер – к себе в кабинет, Ковыляев – через приемную устремился на выход.
Щеглов в оцепенении проводил их взглядом и посмотрел на Кравченко. Тот, сняв очки и неожиданно беспомощно, почти как живой, хлопая глазами, как это делает, впрочем, без очков любой близорукий человек, протирал их стекла носовым платком. Надев их обратно, он поднял взгляд на Антона и также, казалось, беспомощно пожал плечами. Кивком головы он пригласил Щеглова следовать за ним.
Они прошли в его кабинет, находящийся на этом же этаже со стороны другого входа в зал совещаний. Закрыв за собой двери кабинета, оба пиарщика продолжали молчать, будто лишившись дара речи.
Кравченко сел за свой стол, достал сигарету и закурил. В этом, как и в его беспомощном виде, тоже было что-то человеческое, однако сам процесс курения в его случае, как показалось Антону, тем не менее носил характер роботизированного исполнения программы: одинаковыми движениями, через одинаковые промежутки времени Кравченко подносил ко рту сигарету, делал одинаковые по глубине вдохи и одинаковые выдохи, направляя одинаковую струю дыма ровно перед собой, под прямым углом к совершенно вертикальному положению своего туловища.
Щеглов тоже зажег сигарету. Затянувшись несколько раз, он, наконец, нашел в себе силы:
– Ну – что? Наши дальнейшие действия? Что думаешь?
Кравченко развел руками, издал несколько нечленораздельных звуков и сформулировал ответный вопрос.
– А ты – что думаешь?
Антон качнул головой. Что думать – он сейчас не знал.
А может и прав Кравченко? Они – маленькие, не их это все уровня… Пусть – большие решают сами…
– Я думаю… – произнес Щеглов, на самом деле думая больше о том, что сейчас ответить, чем о том, что нужно делать. – Я думаю… они уже взрослые люди… Должны сами понимать, что делают. Наше дело – скромное. Думаю: надо воспроизвести все – как есть. Если не будет иных указаний.
– Хор