Свет мой. Владимир Владимирович Ткаченко
рукой, идет обратно и вниз, опускается на спину и ломает хребет шустрому врагу. Русский воин машет снова секирой для острастки – четверо отскакивают, а он успевает вздохнуть, оттереть с лица пот и оглянуться. Сотни Заварзы и Санко уже далеко оторвались – нужно подтягиваться.
У Гордея и других опытных воинов – чутье на летящие стрелы. Он «нутром чует», когда нужно пригнуться, шагнуть в сторону, либо схорониться за деревом от летящей смерти. Но чаще всего, например сейчас, воин прикрывается своей секирой, два лезвия которой образуют, почти круглый, небольшой щит. Стрела отскакивает от булатной стали. Башка тут же зычно кричит:
– Эгей, сынки, слышите меня?!
– Слышим, слышим, батько! – раздается справа и слева множество голосов.
– В линию подравняйсь! Строй всегда толпу переборет! Как скажу – так все разом тридцать шагов назад и два вперед! Уразумели?!
– Уразумели, батько!
– Сотни товьсь! Пшли!
Гридни дружно пятятся, считая шаги. Татары толпой радостно кидаются следом. Вдруг строй русичей останавливается и дважды шагает вперед, разя врага мечами. Ряды степняков перемешиваются, раздаются крики боли и разочарования. Степная орда отступает на несколько шагов, оставляя между собой и отрядом Гордея десятки трупов.
Так грозная волна в седой пене катит высоченной громадой на берег и кажется, что сокрушит она все на своем пути! Но вот стихия натыкается на гранитный утес. И что же? Где ее сила? Где мощь? Где, наконец, она сама?! Все сгинуло без следа!
Хан Тагай. Позади него и слева Умбет. Оба пристально глядят на что-то.
– Умбет, мой верный нукер, – произносит хан, не оборачиваясь. У него интересная манера произносить слова. Он делает это, почти не разжимая зубов. Отчего в его речи много шипящих звуков. За глаза его соплеменники прозвали змеей.
– Да, мой хан!
– Я прошу тебя об услуге.
– Прикажи, мой хан, и я умру за тебя! – его рука берется за рукоять сабли в ножнах.
– А вот этого не надо – ты мне еще пригодишься! Взгляни, на этого батыра! – хан говорит негромко и вкрадчиво.
– Я вижу его, мой хан! – отвечает тот тоже негромко.
– Если стадом оленей водительствует тигр – все олени делаются тиграми! Но убей вожака – и они снова олени, которые трусливо разбегаются от любого шороха! Убей его, мой Умбет, убей тигра! – голос хана сейчас особенно похож на шипение змеи.
– Да, мой хан! – Тагай щелкает пальцами и Умбет тут же оказывается с ним рядом. Хан поворачивает к нему голову и шепчет-шипит прямо в ухо:
– Только, давай, перехитрим его. Обойди скоро сражение слева. Проникни меж двух вражеских линий, укройся за деревом и жди! Когда тигр приблизится – ударь кинжалом ему в спину!
– Да, мой хан!
– Ступай! – Умбет снова позади хана. Он шагает в сторону и исчезает за деревьями.
Против воеводы опять