Свет мой. Владимир Владимирович Ткаченко
Они минуют очередную избу, из печной трубы которой валит дымок, а вместе с дымом пахучий, вкуснейший дух свежеиспеченного хлеба. Ружица делает носиком глубокий вдох:
– Ох, как наша Славушка пироги печет – объедение! А вышивает еще лучше, так вышивает, что первая на селе мастерица! А уж красавица-то какая…
– Она, которая сестрица твоя, что ли? – уточняет воин.
– Ага, старшая… Стало быть, ты гридень княжеский? А сколько же тебе годков будет?
– В красень, в начале, тридцать исполнилось (показывает на пальцах).
– Ага, стало быть, женат, или невеста есть?
– Нет – холостой я, и невесты у меня нет пока. Все служба и служба (тут его спутница быстро-быстро хлопает ресницами). А, ты, пошто сие вопрошаешь? – произносит Гордей удивленно и улыбается.
– Так…, – задумчиво говорит девочка, – так сие же хорошо, что холостой, значит, свадьба еще будет (она снова расцветает в шутливой улыбке)! Моя сестрица первуша Славушка зело хороша. Почти все парни в нашем селе грезят к ней посвататься. А она, вишь ты, все выбирает: тот ей не такой, этот не этакий, – Ружа вздыхает.
– А у тебя жених есть?
– Ты что, татарин? Мне же нельзя пока старшие сестры в девках.
– Ружица, да ты меня никак сватаешь?! – осеняет Гордея.
– Ну, так, что же дело то доброе?! – Витязь басовито хохочет. Вытирает слезы. Восклицает в перерывах: «Эх, забери меня лешак дебрянский! Нешто жениться, чтобы сестра тебя меньше ругала?!» Ружица хохочет с ним вместе. Немного успокоившись, парень спрашивает:
– У меня дружок есть, Санко его кличут, может их с твоей сестрой Дареной сосватать? Тогда и тебе замуж можно!
– А, он, как удалой, пригожий? – Гордей снова хохочет, глядя на хитрую, маленькую сваху. Он смеется, позабыв на время об убитых товарищах, собственных ранах, князе, вообще обо всем.
– Ой, ты Ружица, Ружица, что же у тебя такая хитрая рожица? – они опять смеются вместе.
Тем временем странная парочка оказывается на окраине села, где, немилосердно скрипя и грохоча на колдобинах дороги, перегруженные, сверх меры, обозные телеги медленно вползают в село. Тут передовая повозка останавливается, застревает в грязи, перегораживая путь и другим обозникам. Тощая лошаденка, понукаемая кнутом и бранью, выбивается из сил, но, как говорится: «Воз и ныне там!» Дорога узкая – телегу не объехать. Вокруг суетятся мужики, подкладывают под колеса охапки веток. Они месят лаптями грязь, брызгая ею на онучи, выпрягают лошаденку, ведут крупного, норовистого коня соловой масти. Тот упирается, встает на дыбы.
– Пачкаться не хочет! – говорит Ружица.
– Вот что, красавица, постой тут, пожди меня малость, я скоро, – говорит воевода своей спутнице. Он подходит к оставленной всеми телеге, берется руками за обе оглобли. Окружающие с удивлением глядят на это. Гордей говорит им: «Сего конягу долго запрягать придется, а я борзее управлюсь!» – телега качается раз, другой, потом со скрежетом,