Мертвецы не танцуют. Макс Острогин
все разом, смерч умер, стало совсем тихо, некоторое время мы наблюдали, как вокруг оседает черный снег, бывший когда-то газетами и книгами. Курок поймал уцелевший лист, спросил:
– Какая строка?
– Что? – не понял я.
– Номер строки. Погадаем. Прозрим будущее, плюнем в глаз настоящему. Давай, Дэв, не дрягайся.
– Ну, восемнадцатый.
Курок распялил лист на коленке, прочитал:
– Редкие вспышки молнии выхватывали из сумрака сгорбленные фигуры людей… Все. К чему бы это?
– Что непонятного? Молния, гроза, все сгорело… Дождя в этом году еще нормального не было, так что к дождю.
– Что делать будем?
Курок скомкал лист, спрятал в карман. Достал карту.
– Похоже, что Ткач немножечко испарился…
Курок зачерпнул горсть пепла, дунул.
– Что делать будем… – я оглядывал улицу. – Делать будем… Устраиваемся на ночлег, вот что. И поскорее.
– Рано ведь еще.
– В самый раз. Торопиться нам некуда, хороший сон – залог здоровья. Вон туда.
Я указал на четвертый этаж дома напротив библиотеки.
– Почему четвертый? – спросил Курок. – Четвертый ведь не очень…
– Можешь на пятый, – пожал я плечами.
– Да не, мне все равно, четвертый так четвертый.
Подъезд был закрыт, пролезли через второй этаж, выбили дверь квартиры изнутри, выбрались на лестницу. На четвертом этаже располагались три номера, мы вошли в сорок пятый.
Квартира была пуста, без мебели, без скелетов, похоже, что в ней вообще не жили, хотя в большой комнате в углу догнивали дрова, а в другом углу газеты и журналы. И книг стопки, посредине кострище и прогоревший котелок.
Курок потрогал пальцем сажу, сказал:
– Недавно останавливались. Может, этот чужак и ночевал. Костер разводим?
– Нет, в газеты завернись, в них тепло.
Курок так и сделал. Бухнулся в угол, нагреб вокруг бумаги, привалился к стене.
– Люблю спать сидя, – сказал он. – Даже стоя, очень удобно.
Я устроился напротив окна. На дверях засов, если кто в окно полезет, встречу. Папу, опять же, под окном выставил, Папа чувствителен к посторонним.
Курок зевнул, выпростал из-под бумаги руку с плиткой табака, откусил, зевнул.
– Жалко, – сказал он. – Жалко, что Ткач сгорел. Подсказал бы нам.
– А может, он спасся? – возразил я.
– Сгорел. Все сгорят, и все подохнут. А Ткач хотел нас культуре научить, он все-таки не мурзик, библиотекарь…
– Чему научить?
– Культуре. Ну вот, к примеру…
Курок выпростал из-под бумаги другую руку, дотянулся до журнала, поглядел, отбросил, дотянулся до книжки.
– Культура – это вот… Какао будешь?
Кто ж от какао откажется?
Курок кинул мне термос.
– По рецепту матушки. Надо выпить, пока не остыло.
Я свинтил с термоса крышку, налил. Какао оказалось густым и сладким, не какао, а почти шоколад, две кружки