Клеймо. Сесилия Ахерн
и на меня обрушивается то, к чему я оказалась совершенно не подготовлена. Первое, что я вижу, – кочан капусты, он летит прямо в меня, бьет в грудь. Со всех сторон злобные крики, вопли, мистер Берри решительно зашагал вперед, увлекая меня за собой. Мама на миг растерялась, но тут же собралась, словно на подиуме, двинулась дальше своей знаменитой походкой, и я беру с нее пример, подбородок выше, постарайся увернуться от яиц, муки, слюны, что там еще летит в нас из толпы.
Мистер Берри сквозь широкую улыбку только поспевает давать мне указания. «Улыбнись, перестань улыбаться, выше голову, ты не должна выглядеть виноватой, встревоженной тоже не должна, не реагируй, не смотри на того мужчину, осторожнее, какашки». Все это с неизменной улыбкой. С ямочками на щеках.
Я все крепче сжимала мамину руку, глянула ей в лицо – другую руку мама переплела с рукой отца, подбородок задран, лицо безмятежное, архитектурная прическа. Я попыталась подражать: каждая мелочь на своем месте, спокойствие, сдержанность, невинность, само совершенство.
Камеры направлены мне в лицо, ослепляют вспышки. Одни вопросы я успеваю разобрать, другие нет.
– Заслуживаешь ли ты Клеймо, Селестина?
– Какие бренды носишь?
– Ты веришь в честный и беспристрастный суд Трибунала?
– Надеешься, что тебе повезет, как Джимми Чайлду?
– Какую музыкальную группу ты сейчас слушаешь?
– Пластику носа делала?
– Ваше мнение об отношениях между правительством и Трибуналом в текущий момент?
Я думаю о множестве людей, которые за десятилетия прошли по этому двору, – в ту сторону они шли еще незапятнанными, а возвращались Заклейменными через двор визга и свиста, предрассудками мощенный. Я думаю о Кэррике, который вернулся нынче утром, а футболка вся в муке. Теперь я понимаю, откуда взялась мука. Нас предъявляют всем остальным, как зеркало худших кошмаров каждого. Мы – козлы отпущения за все, что у каждого в жизни дурного.
Камеры тычутся в лицо, эта дорога – самая длинная в моей жизни. Микрофоны, вопли, насмешки, хищный присвист. Я чувствую изнутри, как дрожат мускулы лица, хотела бы знать, видно ли это со стороны. Обрыскала взглядом лица в толпе. Обычные, нормальные люди, но преисполненные ненависти. Одним любопытно, да и только, но кто-то лезет в это дело с ногами. А вот женщина кивает мне. С уважением кивает, спасибо ей за это.
Наконец вошли.
– Придется похлопотать, чтобы нам поверили, – бормочет мистер Берри, слегка ошеломленный, отряхивая свой пиджак.
Трое судей в кроваво-красных мантиях сидят во главе зала, на подиуме. БÓльшую часть помещения занимают ряды кресел. Это не обычный зал суда, потому что он располагается в старом замке. Свободных мест нет, позади люди стоят, теснятся. Я подумала, это пресса, но, подойдя ближе, разглядела повязки – это все Заклейменные. Они стоят парами, между каждыми двумя – представитель прессы или общественный наблюдатель, как положено по закону, запрещающему