Как в зеркале. Коллектив авторов
обмена «словесными действиями» (В. Хализев) с другими персонажами (что характерно для немонодраматической пьесы) именно звучащее слово персонажа становится в монодраме главной движущей силой драматического действия. Это достигается за счёт того, что высказывание персонажа монодрамы всегда пронизано острым ощущением кризисности (не внешней, а внутренней: ранее уже отмечалось, что предметом монодрамы можно считать кризис сознания субъекта), являясь, если воспользоваться выражением В. Мейерхольда, её «динамическим сгустком». Без указанного свойства речи «единого действующего» его внутренняя драма останется существующей отдельно от читателя, поскольку не вызовет у него «тотального «сотворческого соучастия» (В. Малкина, С. Лавлинский), столь значимого для монодраматической художественной целостности. Думается, что авторам пьес, напечатанных в сборнике, как раз и удаётся создать такое слово, которое можно было бы назвать словом на пределе. То есть перед читателем / зрителем создаётся особая художественно-речевая ситуация: я говорю, высказываюсь, поскольку не могу не говорить, не могу не высказываться. Отмеченное свойство поэтики монодрамы интенсивно проявляется не только в пьесе Екатерины Задирко «Совершенный вид», но и отчётливо присутствует в монодрамах Виктории Гендлиной «Гегельянство хуже пьянства», а также Анны-Марии Апостоловой «Вечером на хлебном поле».
Поэтому приведённые выше слова Анны Беловой являются подходящей характеристикой для всех пьес книги «Как в зеркале».
Благодаря такому свойству слова личная драма субъекта, духовные результаты его нравственного и экзистенциального опыта предстают перед воспринимающим сознанием не как нечто готовое, решённое и окончательное, а как проблема. Это касается и пьесы, выполненной в рамках так называемой «неодидактической» стратегии, – монодрамы «Смертельный номер» Евгении Киреевой, где в качестве «единого действующего» выступает Смерть. С одной стороны, она говорит о необходимости перестать людям жить «в пустоту» (то есть ради Смерти). С другой стороны, не предлагает уже заранее написанных рецептов того, как жить («А как жить – это вам даже сама Жизнь не скажет»), отдавая это исключительно на откуп воспринимающему субъекту. Не случайно ряд пьес завершается знаком вопроса (как, например, произведения Александры Бабушкиной, Екатерины Задирко). Не утвердительные, а вопрошающие интенции (хотя формально в конце текста и не появляется соответствующего знака) присутствуют в финале монодрамы Виктории Гендлиной «Гегельянство хуже пьянства», что делает ценностно-смысловые горизонты жизни драматического персонажа открытыми для адресата. А вот в монодраме Иоанна Демидова «Бардо» о необходимости самоопределения читателя / зрителя по отношению к происходящим в изображённом мире «странностям» сказано в самом тексте пьесы. Завершающее предложение монодрамы этого автора звучит так: «Какое