В час ворон. Дана Эльмендорф
ты, смотрю, все еще объедаешь маманю, – говорит тетя Вайолет, явно недовольная тем, что ее игнорируют.
Он хмурится:
– А ты, смотрю, все еще прикладываешься к бутылке.
Тетя Вайолет фыркает в ответ, затем скребет щеку средним пальцем.
– Ублюдок, – бормочет она, когда мы выходим. – Не переживай за маму, Уэзерли. Завтра она найдет новый повод погундеть.
Яркое утреннее солнце бьет в лицо, едва мы выходим в комнату ожидания. Моя челюсть сжимается, когда я вижу Стоуна Ратледжа, опершегося на стойку диспетчерской и подписывающего какие-то бумаги. Его жена Ребекка нерешительно топчется чуть в стороне. Она морщит лицо от отвращения, пока обегает глазами комнату. Она цепляется за портфель от «Дуни и Бурк», будто ждет, что ее ограбят.
– Нет, я уверен. Никаких обвинений, – говорит Стоун женщине за столом. – Эта семья достаточно пережила. – Он передает ей бумаги. Боковым зрением он замечает меня и оборачивается.
На щеке царапина. Отлично. Вокруг глаз красная раздраженная кожа от щетинок шиповника, которые я вытряхнула ему на лицо. Еще лучше.
Я прожигаю его своим лучшим взглядом: «Пошел ты».
Глубокая печаль покрывает его лицо, когда он встречается со мной глазами. Искренность этой печали будто пинает меня в грудь и на мгновение сбивает с толку. Пока я не понимаю, что он просто отыгрывает чуткого мэра для избирателей, столпившихся в комнате. Какой козел.
Мы почти переступили порог, когда Ребекка выдает недовольное бурчание, озвучивая то, что все остальные в этой комнате думают о нас… белом отребье.
– Не связывайся, – предупреждает тетя Вайолет, а затем цепляет за локоть и выводит за дверь, следя за тем, чтобы я не натворила новых глупостей.
И двух секунд на воздухе не проходит, чтобы тетя Вайолет не начала шарить в сумке в поисках «Мальборо». Дрожащей рукой она зажигает сигарету.
Мы проходим мимо блестящего белого «Кадиллака Эльдорадо» Ребекки – еще и с откидным верхом. Совершенно неуместный бриллиант короны на фоне помоечных артефактов, припаркованных вокруг него. Тетя Вайолет недовольно кряхтит, увидев его.
– Знаешь, что я слышала? – спрашивает она.
– Что?
– Что Джимми Смуту пришлось тащить драгоценный «Корвет» мэра в мастерскую, потому что кто-то подложил ему банку с гвоздями под шину. – Ее голос полон наигранного удивления. – Кто бы мог такое сделать? – Она хитро смотрит на меня, затем выпускает протяжный клуб дыма из уголка улыбающегося рта.
– Понятия не имею. – Я с трудом сдерживаю ухмылку, садясь в ее машину.
– Уайт устроился на завод «Ласко» в Мерсере, – сообщает она, когда мы выезжаем с парковки и направляемся к дому. – Хорошая работа. Глазом не моргнешь, как он станет старшим слесарем-ремонтником. – Она стряхивает сигаретный пепел в приоткрытое окно.
– Серьезно? – недоверчиво переспрашиваю я. – Он не планирует остаться и помочь нам придумать, как заставить Стоуна заплатить? Просто собирается жить дальше? Мы все так поступим?
Ее