Призрачная деревня. Юлия Михалева
белый халат пахнет страхом и лекарствами. Мать плачет – слёзы капают на раскалённые щёки, но отчего-то от жара не испаряются. И бабуля рядом: холодное полотенце на лбу, она что-то шепчет, шепчет и капает в рот ту микстуру.
– Верно. Я маленьким сильно заболел, едва не умер. Говорили, бабушка меня выходила.
– Вот видишь. Говорю же – не могла ошибиться. Так, а тут у нас что, в недавнем прошлом? Ссору вижу у тебя дома: не ладишь со старшими, с мужчинами.
Яшка кивнул, вздохнул, только сейчас вспомнив об обещании брату. Ссора – это точно, и не только в недавнем прошлом, но и в скором будущем: сегодня уже.
– Девушку вижу рядом с тобой. Она – ветреница и кокетка, мечтает много, и больше о пустом, душа её вся в материальном.
Любка? Или сама Лиза? Но нет: Лиза точно не такая.
– А теперь и в будущее посмотрим. Ждёт тебя… – Лиза замолчала, потом беззвучно шевельнула губами.
– Что? Скажи, как есть!
– Дальняя дорога, а за ней темнота. Боль вижу в ней и предательство. Всё произойдёт так, как ты совсем не ждёшь, и даже те испытания, которые ты предвидишь, обернутся тяготами куда большими. Вижу потери. Сердце твоё будет разбито. Изгнание вижу в конце.
– Что ж ты такое говоришь… – Яшка совсем погрустнел от такого гадания. И дёрнул же чёрт – на подобное согласиться, а потом ещё и расспрашивать!
Картина была ясна: уедет он в армию, там станут над ним издеваться и покалечат. И не факт, что враги, а не свои же: слышал про дедовщину-то и от брата – но он здоровый лоб, такого, как дуб, попробуй сломи – и от друзей его. А дома – а что дома: заживут тут они своей жизнью – Любка замуж выйдет, а о нём позабудут все. Вернётся – и места себе не найдёт в такой жизни, только и будут все потешаться, а в город податься – так делать толком ничего не умеет, и профессии нет. Вот и станет как будто изгнанник.
Лиза положила на его руку ладонь – холодную, сухую.
– Под силу будущее исправить, если желание сильно.
– Но как?
– Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.
Лиза вдруг вытащила заколку, волосы распустила – густые, длинные – ниже пояса. Засмотрелся Яшка. А она ближе придвинулась, обвила руками и вдруг поцеловала – так, что у Яшки дух захватило.
Впрочем, Любка ни в чём с ней в сравнение не шла.
Уснул Яшка в Лизиной гладкой постели, где пахло сладкими травами, на мягкой высокой перине да шёлковых простынях – а проснулся опять в сарае.
– Ты не такой стал, – упрекнула Любка где-то дней через десять после того, как Яшка судьбу свою предсказывал.
Подкараулила возле амбара – дождалась, как мимо станет проходить. Сам-то Яшка от неё таился, на глаза не попадался: и объясняться не хотел, и – если честно – видеть.
– Всё от меня бегаешь, всё прячешься, – глаза припухшие, лицо нечистое, да и голос севший – явно плакала, стоя за амбаром.
– Да о чём ты? Вечно придумываешь, – и так это лживо звучало, что Яшка сам и скривился.
– О чём я?! – большие глаза ещё больше увеличились от негодования, а через миг увлажнились. – Будь ты мужиком, правду скажи!