Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции. Юрий Бессмертный
как идеал, достижимый даже не для всех клириков109.
Новая доктрина брака открывала невиданные раньше возможности для усиления влияния церкви. Отказываясь от нереалистической программы всеобщей девственности и предлагая взамен более доступные для мирян формы брачного поведения, церковь могла приступить теперь к овладению важнейшим бастионом древних народных традиций, каковым являлась сфера брачно-семейных отношений. До какой степени непростой была эта задача, видно, в частности, по тем компромиссам, на которые церкви приходилось идти и в каролингское время, и позднее.
В противовес упоминавшимся выше жестким законодательным установлениям памятники, сохранившие свидетельства повседневной практики – пенитенциалии, хроники, биографические и агиографические материалы, – обнаруживают живучесть ряда давних традиций. В борьбе с ними труднее всего пробивала себе дорогу идея моногамного нерасторжимого брака. Об этом позволяют говорить материалы, касающиеся прежде всего знати. Так, судя по хронике Фредегара (VII в.), король Дагоберт I имел одновременно с королевой Нантхильдой еще двух жен «на положении королев» (ad instar reginas); аналогично у Пипина Геристальского, согласно «продолжению Псевдо-Фредегара» (VIII в.), кроме официальной жены Плектруды имелась и «altera uxor». В памятниках IX в. хронисты избегают столь откровенной фразеологии, хотя реальная ситуация изменилась в то время, по-видимому, лишь частично: автор панегирических «Деяний Дагоберта» (первая треть IX в.), говоря о том же Дагоберте I, опускает упоминания хрониста-предшественника о «трех королевах»; он именует «женой» короля лишь одну из них. Это не исключает, однако, существования конкубин: одновременное обладание женой и конкубиной не встречает осуждения хрониста IX в., воспринимается им как нечто обыденное и принятое. Об этом же свидетельствуют и биографии Карла Великого и Людовика Благочестивого, составленные в IX в. Наличие у каждого из этих королей одной или нескольких конкубин и внебрачных детей не мешает клирикам – авторам этих сочинений – относить своих героев к числу «благочестивых» и «праведных мужей»110. Панегирическому тону не препятствовало и упоминание о добрачных связях (ante legale connubium) и детях от этих союзов111. Эйнхард не стесняется подробно рассказывать о конкубинах Карла, причем повествование о них ведется по той же схеме, что и об официальных женах: называются имя конкубины, ее этническое происхождение, имена рожденных ею детей. Думается, прав В. К. Ронин, видящий в этом подходе хронистов IX в. отражение компромиссной брачной модели, признававшей сосуществование официального брака с некоторыми другими формами супружеского союза, в первую очередь с «моногамным конкубинатом»112.
Об обычности такого сосуществования свидетельствуют как церковные, так и светские памятники. Характерны, в частности, высказывания септиманской герцогини Дуоды, продиктовавшей в 841–843 гг. «Поучение сыну Вильгельму». Как о само собой разумеющемся говорит Дуода
Как отмечается в пенитенциалии Бурхарда Вормсского, пренебрежение исповедью или проповедью только на том основании, что священник женат, влечет наказание годичным постом (Bur., IX, 89).
См. подробнее:
Любопытно, что папа Евгений II (824–827 гг.) рассматривал брачный союз Карла Великого с Гимильтрудой, заключенный еще до первого официального брака короля, как законный и не ставил под сомнение наследные права на власть Пипина, родившегося в этом союзе.
Здесь уместно напомнить, что в раннем христианстве церковный брак и конкубинат вообще не были разделены непроходимой пропастью. Как подчеркивалось, например, в постановлении Толедского собора (398 г.), нельзя лишать причастия только на том основании, что человек «имеет в качестве жены конкубину (non habet uxorem et pro uxore concubinam habet)», важно лишь, чтобы он жил с одной женщиной, а не с многими (гл. LXIX). Эта формула могла сложиться в условиях, когда господствующий стереотип брачного поведения исключал дискриминацию конкубината, т. е. когда конкубинат был такой же (или даже более распространенной) нормой, что и церковный брак. За 500 лет, прошедших после Толедского собора, позиция официальной церкви по отношению к конкубинату изменилась кардинально. Изменения же в массовом сознании были, видимо, намного менее глубокими, что и породило противоборство церковной и светской моделей брака.