Арсений Бабочкин. Повесть. Вячеслав Пешков
народом уважаемая. Это что же, может ты меня за неë сагитируешь?
– А ты на меня так не смотри Игнат, не смотри, своим устрашающим взглядом, меня этим не испужаешь. Я своё прошёл, испытал все прелести советской власти не хуже тебя. В своë время, у меня было всë, земля, мельница, много крестьян на меня работало, сам ведь знаешь, чего тебе рассказывать. Уважали меня Игнат, уважали, аж в самой губернии меня знали, да чего уж там, сам генерал-губернатор приглашал меня поохотиться с ним.
Филимон на несколько секунд замолчал, достал носовой платок из кармана и вытер слезу.
– Эх, Игнат, Игнат, ты не представляешь как мне сейчас больно, – продолжил Филимон, – ты даже подумать не можешь, сколько я потерял, как мне сейчас плохо.
– Ладно, Филимон, ладно, я всё знаю, мы же с тобой давно дружим и знаем друг друга, чего уж там.
Ты вот что, скажи мне на милость, чего тогда защищаешь эту власть, что ты всё время стараешься преподнести еë с такой стороны, как будто от неë тебе польза какая?
– Защищаю? – Удивился Филимон. Он взял в руки стакан с налитым до половины самогоном и выпил. Потом подержал варёную картошку в руке и положил еë обратно в чугунок.
– Слово-то, какое подобрал, защищаешь, нет, Игнат, не защищаю я еë, не защищаю. Ты ведь сам посуди, как-то надо далее проживать, другой власти не будет, а значит, приходится смириться с тем, что есть.
– Смириться, ах, вот оно что, нет уж дорогой Филимон, нет.
– Наташка – Громко крикнул Игнат. – Наташка! Чëрт тебя побери.
– Ну чего ты кричишь, чего? – В горницу вошла Наташа.
– А-а-а, вот она красавица моя, – с улыбкой сказал Игнат. – Вот Филимон, ну ты посмотри какая невеста а. Эх, жениха бы сыскать ей хорошего, да где же теперь его найдешь, ну да ладно.
Ты вот что Натаха, слазий-ка в погреб, да принеси ещё огурцов солёных, только пошустрей, слышишь, пошустрей.
– Хорошо отец, сейчас принесу.
– Красавица выросла, прямо вся в мать, – посмотрев ей вслед, сказал Филимон.
– Это точно, на мать она очень похожа, это всё что у меня осталось, самое дорогое Филимон, самое дорогое.
– Так что ты там говорил, смириться с властью, – далее продолжил Игнат. – Это вот с этой властью, которая нас лишила всего, и тебя и меня? Та, которая лишила её будущего, – он показал пальцем в сторону ушедшей дочери.
– Никогда! Слышишь Филимон, Ни-ког-да! – И ударил по столу кулаком так, что чугунок с картошкой чуть не опрокинулся.
– Да-а-а, твоя правда Игнат. И ведь мало того, последнее отбирают, вон у Бородочëвых говорят, всё семенное зерно выгребли, и даже не постеснялись, а ведь у него пятеро детей, чем он их теперь кормить-то будет? А у Бородина, быка со двора увели, говорят в колхозе-то он нужнее.
– Так, люди говорят это ещё не всё, это только начало. На колхозном собрании председатель обещал со своей бандой ещё по селу пройтись, да в погребах покопаться. Тьфу, вот заразы, – выругался Филимон.
– Ты Игнат лучше скажи,