Доводы рассудка. Джейн Остин
мисс Энн, оттого-то я и зову их к нам реже, чем мне хочется. Миссис Чарлз, боюсь, на меня в обиде. И то сказать, я редко их зову. Да ведь, право, грех вечно одергивать детей: „так не делай“, „этак не ступи“ – и не в меру пичкать сластями, когда они уж совсем расшалятся».
Далее, Мэри, к примеру, ей сообщала: «Миссис Мазгроув думает, будто у нее верные слуги; ей слова про них не скажи; но я-то знаю, я убеждена, что старшая горничная и прачка вечно отлынивают от работы и целыми днями по деревне слоняются. Куда ни пойду, вечно я на них натыкаюсь; а как ни войду в девичью, вечно они там. Не будь моя Джемайма сущий клад, какой бы пример они ей подавали! Вечно сманивают ее погулять, она уж мне признавалась». А миссис Мазгроув, со своей стороны, утверждала: «Я взяла за правило не соваться в дела моей невестки, толку все равно никакого; но вам-то уж я скажу, мисс Энн, вы меня поймете; не нравится мне ее няня; чего только про нее не рассказывают; дескать, вечно глупости на уме; и вдобавок я сама вижу, это такая, я вам скажу, щеголиха, что всех слуг, того гляди, перепортит. Миссис Чарлз, я знаю, на нее не надышится; но вас-то я на всякий случай решила предостеречь; если что заметите – сразу ей скажите».
Еще Мэри жаловалась, что миссис Мазгроув вечно норовит оттеснить ее с хозяйского места на званых обедах в Большом Доме; и недоумевала, отчего ее там считают уж настолько своей, чтобы лишать подобающего ей положения. А как-то раз, гуляя в обществе барышень, Энн довелось услышать рассуждения одной из них о чинах и чинопочитании, завершившиеся словами: «Тебе я могу сказать, ведь все знают, как легко и свободно сама ты на это смотришь, но кое-кто до того глупо отстаивает свое место! Тебе бы следовало намекнуть Мэри, что куда разумней было бы ей умерить свое рвение и не лезть на матушкино место. Никто не сомневается в ее правах, но пристойней было бы на них не настаивать. Матушке, разумеется, решительно все равно, но многие, я знаю, косо смотрят на поведение Мэри».
Ну как ей было все это уладить? Оставалось лишь терпеливо выслушивать, сглаживать острые углы, извинять каждого в глазах другого, всем намекать на пользу снисходительности к тому, с кем живешь бок о бок, и делать явственнее те намеки, которые назначались для пользы Мэри.
Во всем прочем Энн жилось здесь недурно. Она повеселела от перемены места, очутившись в совсем ином мире, на три мили отстоящем от Киллинча. Недуги Мэри отступили, коль скоро было кому на них постоянно жаловаться, а ежедневные сношения с Большим Домом, не мешая ни более сильным привязанностям, ни более важным делам на Вилле, ибо таковых не наблюдалось, скрашивали им часы досуга. Сношения эти были довольно тесны, ибо, сойдясь обыкновенно поутру, все редко когда порознь провожали вечер; Энн, однако, понимала, что без почтенных фигур мистера и миссис Мазгроув, без смеха, болтовни и пения их дочерей ей пришлось бы нелегко.
На фортепиано играла она куда лучше обеих здешних барышень, но, не зная арфы, не имея ни голоса, ни нежных родителей, которые сидели бы рядом и воображали, будто они в восхищении, она