Доводы рассудка. Джейн Остин
сообщением Мэри:
– Чарлз, я, пожалуй, пойду с тобою, ведь проку от меня в доме не больше, чем от тебя. Заточи я себя с ним хоть навеки, он все равно не будет меня слушаться. Энн остается с ним; Энн хочет остаться и за ним ухаживать. Энн сама предложила; а я, пожалуй, пойду с тобой. Так-то оно лучше, ведь я со вторника не обедала в Большом Доме.
– Энн очень добра, – отвечал ее муж. – И я буду рад, если ты пойдешь со мною; но не слишком ли жестоко оставлять ее одну с нашим больным ребенком?
Энн тотчас привела собственные доводы, и ей, впрочем, ценой весьма малых усилий удалось своею искренностью сломить его сопротивление. Без дальнейших угрызений совести он смирился с тем, что она будет обедать одна, правда, выражая желание, чтобы она присоединилась к ним позже, и прося разрешения за нею зайти. Она, однако же, была непреклонна и весьма скоро имела удовольствие распрощаться с довольной четой. Она надеялась, что они весело проведут вечер, каким бы странным ни показалось такое веселье. Самой же Энн оставалось самое большое утешение, какое, верно, и было ей суждено. Она знала, что нужна больному ребенку; и что ей за дело, если Фредерик Уэнтуорт в полумиле от нее занимает других приятной беседой?
Она гадала, с какими чувствами думал он о предстоявшей им встрече. С безразличием, быть может, если безразличие возможно в таких обстоятельствах. С безразличием или с недовольством. Ведь пожелай он увидеться с ней, ему незачем было бы ждать так долго; он поступил бы так, как непременно поступила бы она на его месте, он искал бы свиданья давным-давно, когда обрел он независимость, которой одной и недоставало для их счастья.
Сестра и зять вернулись, очарованные новым знакомством и тем, как провели они вечер. Уж они и музицировали, и пели, весело болтали, хохотали – вечер был приятнейший. Капитан Уэнтуорт мил до чрезвычайности, не дичится, не конфузится, они словно век целый были знакомы, и завтра же утром он обещал охотиться вместе с Чарлзом. Он придет к завтраку, но нет, не на Виллу, хотя они первые его пригласили, да потом его стали сманивать в Большой Дом, и он боялся помешать Мэри, раз у нее на руках больной ребенок, словом, почему-то, неизвестно почему, они в конце концов условились встретиться с Чарлзом за завтраком у его отца.
Энн все поняла. Он не хотел ее видеть. Он, оказалось, справлялся о ней, но вскользь, как и подобало после давнего и шапочного знакомства, о котором упомянул он, как и она, конечно, чтобы избавить себя и ее от неловкости, ибо иначе его стали бы ей представлять.
На Вилле утро тянулось всегда дольше, чем в Большом Доме, так было и на сей раз, и Энн с Мэри только еще собирались завтракать, когда Чарлз явился сказать, что они отправляются, что он пришел за собаками, а сестрицы с капитаном Уэнтуортом идут следом; сестрицы желают проведать ребенка, а капитан Уэнтуорт хотел бы засвидетельствовать Мэри свое почтение, если этим ей не помешает, и, хотя Чарлз убеждал его, что ребенок вовсе не так уж плох и он, капитан, ничуть не помешает матери, тот не решался показаться, не предуведомив ее.
Мэри,