Охота на бабочку. Часть 1. Л. Шпыркова
вход закрыт. Ты делаешь привычные вещи, говоришь то, что требует ситуация, и всем невдомек, как ловко ты скрываешься от них за обыденностью, как умело заметаешь следы и вводишь их в заблуждение. Врешь и притворяешься в разных социальных сетях, блогах, в контактах, и вообще, ведешь себя как заяц, запутывающий следы. И таким, объяснял Лене психолог, подросток остается долго, то есть практически пока не станет безнадежно взрослым. Она тогда спросила: а потом – каким человек становится, и он ответил: становится совершенно другим, к сожалению. Это значит, что он впускает в свою жизнь кого-то другого? А разве это так уж обязательно, раскрываться полностью, наизнанку себя выворачивать? Борис Царикович молчал так долго, что она успела решить, что он придумывает какой-то ход, чтобы опять ввести ее в заблуждение, но его ответ оказался неожиданным, а неожиданность эта гарантировала честность. Просто он не решался, колебался, думал, стоит ли касаться скользкой темы. И почему-то – может, просто оттого, что была печальная погода или по своей личной, ей неведомой причине, но он ответил.
– Если кто-то может сохранить свой мир в неприкосновенности, то ему можно только позавидовать. Но таких людей в моей практике не было. Все открываются, поверь, рано или поздно.
– Я никогда этого не сделаю, – сказала Лена.
– Полюбишь – сделаешь, – пообещал Борис Царикович.
Лена постаралась изобразить недоверие на лице. Это иногда срабатывало.
– И не только расскажешь все хорошее, но и всю помойку выльешь на него.
– Мой гипотетический возлюбленный может меня за это разлюбить в тот же момент!
– Если любит – не только примет, но и этой помойкой умоется. А вот если слушать не хочет, – значит, нет никакой любви. Но тебе пока рано это знать, Лена. Это психология для другой возрастной категории. А вот подростки и их родители…
– Борис Царикович, вы же знаете, как у меня обстоит дело с родителями, – сердито сказала Лена.
– Да, извини меня. Но Маргарита Петровна…
– Ну да, она хочет мне заменить маму. Только …
И тут она замолчала. Ведь многое из того, что говорил доктор о матерях и девочках-подростках, можно было с полным основанием применить к ним двоим. Лена на самом деле «пряталась» от Маргариты, при этом чистую ложь не говорила, а применяла различные тактики. Это давалось легко – жила-то она отдельно, на вопросы отвечала, что все хорошо, и… дальше не пускала. Но вот насколько Маргарита, взрослая женщина, ее понимала – это был вопрос еще тот. Известно, какие они ушлые, эти взрослые, а Маргарита дурой не была. Много ли им надо, чтобы прочесть у вас в душе то, что вы даже от себя скрываете?
Психолог до сих пор весьма умело избегал темы любви и всего, что с ней связано. Наверное, он не хотел этой беседы, и непонятно, почему нарушил чей-то запрет касаться этой стороны жизни. Но чей? Неужели…? Маргарита? Отец? Лена отмахнулась от этой догадки. Слишком многое могла она тянуть за собой