Фронтовой дневник (1942–1945). Василий Цымбал
из нашего отряда, в том числе и я, и 15 человек из отряда Карабака были отправлены на оборону в помощь Красной Армии, которая в этот день решила повести атаку на одну высоту – Ламбину57. Нам было поручено пробраться в тыл леском над ложбиной, занятой немцем, перерезать провода связи, засесть в засаду и ждать, пока наступающие части Красной Армии потеснят сюда немцев, которые занимали две высоты и ложбину между ними.
В тыл мы проникли достаточно быстро, перерезали провода и заняли позицию. Наступление должно было вестись на ложбину и высоты. Предполагалось, что противник побежит на нас, и мы начнем его истреблять.
Но он нас или заметил, или догадался по нарушенной связи и начал бить по леску, в котором мы расположились, из минометов, пулеметов, автоматов. Наши минометы стали бить по немцам, но мины, из‑за плохой связи и корректировки, стали ложиться на нас. Мы, было, открыли огонь по лощине, но осколками от мин был убит один товарищ из отряда Карабака. Жене Пушкарскому, нашему пулеметчику, осколок попал в задник ботинка и там завяз, меня задело осколком по козырьку фуражки. Дальше находиться под сплошным огнем было невозможно, и мы стали отходить, преследуемые свистом пуль наших и противника и рвущимися минами. У своей обороны мы были завернуты обратно, продвинулись несколько вперед и под обстрелом залегли. Так мы лежали часа три. Пули свистели над головами и зарывались в землю то впереди, то позади нас, но мины разрывались в стороне.
Я думал, что дуб осыпается весной, но сейчас, лежа в молодом дубовом лесу, убедился, что дубы осыпались, и в лесу было видно на очень далекое расстояние.
Перед этим днем лили дожди, и вода замерзала на опавших листьях. Подо мною таяло, я вскоре стал страшно дрожать от холода.
Часа в 2 дня наступление началось снова, и мы были переброшены на прежнее место. Но вскоре мы должны были метров на 200 уйти назад, т. к. мины из нашего дивизионного миномета снова ложились на нас.
Через некоторое время мы еще отошли метров на 200, т. к. мины ложились еще ближе. Послали связистов доложить об этом. Прошло порядочное время. Миномет, наконец, стал бить дальше. Мы передвинулись вперед.
Но наше передвижение то сюда, то туда было замечено противником, и, вместо бегства, он стал наступать на нас и обходить. Вскоре мы очутились в окружении, залегли на дороге, которая проходила канавой, и, скованные частями противника, не могли поднять головы. Красноармейцы, бывшие с нами (человек 30), влипли в землю и никакими судьбами их нельзя было поднять и бросить в наступление. А немцы подходили все ближе и ближе и уже стали бросать гранаты.
Я дошел до такого нервного напряжения, что желал только одного – чтобы меня скорее убили. Страшно было оказаться раненым и (или) живым попасть в руки врага. Припомнились все родные и близкие. Я с ними мысленно простился и стал равнодушен ко всему происходящему.
Между тем стали спускаться сумерки. Было приказано отходить. И мы ползком, то на животе, то на коленях, стали отходить, и через час примерно, когда уже совсем стемнело, вышли из окружения, а враг все продолжал
Ламбина – господствующая высота (342 м), с которой контролировались дороги на Новороссийск и Сочи, была местом ожесточенных боев.