Воспоминания. От крепостного права до большевиков. Николай Егорович Врангель
говорил он, – бывают такие, которые вешают, и такие, которых вешают»32. Среди последних, как известно, был декабрист Муравьев. Жена Муравьева-Амурского33, француженка, образованная и умная женщина, как и ее муж, ненавидела литовского Муравьева. «Я прощу ему все его грехи, – сказала она однажды, – при условии, что он повесит обоих моих племянников, Мишу и (забыл имя другого), этих негодяев». Ее желание не осуществилось. Один из них стал министром иностранных дел, другой – министром юстиции34.
Знаменитые немцы
В доме посла барона Доннигеса, точнее в доме его дочери Хелены, поскольку родителей мы практически никогда не видели, я познакомился с Фердинандом Лассалем, знаменитым отцом социализма. В том же году Лассаль был убит на дуэли моим другом Раковицем, женихом Хелены35. У Лассаля был драгоценный дар пленять совершенно незнакомых людей при первом же с ними знакомстве; он ослеплял собеседника своим блестящим умом и редкой энергией, но скромность и настоящая образованность в число его достоинств зачислены быть не могли. Несмотря на его смелость и дерзость, искренности его политических убеждений я не доверял. Меня не покидало ощущение, что он прежде всего являлся честолюбцем, своего рода авантюристом в поисках добычи, что его действия были не результатом глубоких убеждений, а орудием, способом добиться власти и славы. После одного из его блестящих выступлений на каком-то рабочем собрании, где я был вместе с группой моих друзей, мы вошли в комнату, в которой на кушетке отдыхал Лассаль. Через несколько минут мы собрались уходить, но он запротестовал.
– Садитесь, – сказал он. – Хоть на минуту позвольте побыть среди чистых людей. От этой группы там… пахнет ужасно.
В нашем присутствии он играл роль джентльмена, окруженный рабочими – роль пролетария36.
Мне довелось много раз видеть знаменитого Мольтке37, который тогда еще не стал маршалом. Я говорю «видеть», потому что никогда ни на одном из тех вечеров, где я встречал его, я не слышал его голоса.
– Правда ли это, – спросила одна дама у его очаровательной жены-англичанки, годящейся ему во внучки, – что ваш муж говорит на восемнадцати языках?
– Говорит? Он может молчать на восемнадцати языках.
Я довольно хорошо знал великого Бисмарка38, этого идола немцев. В своей жизни мне довелось видеть только двух людей, чье присутствие ощущалось всеми: это – Бисмарк и Александр III. Но от Бисмарка шло ощущение активной, творческой и разумной властности, Александр III – давил своей тяжелой, неподвижной волей, властностью мастодонта без всякой мысли. Не только внешность Бисмарка, но его жесты и движения олицетворяли собой суть власти. Что Германия и особенно Пруссия боготворили его – более чем понятно. Но почему чуть не обожествляли его все остальные? Для человечества в целом он представлял опасность; его знаменитый лозунг «Сила выше закона» содержал в себе отрицание всей накопленной до него культуры и
В известном высказывании (более точная формулировка: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают») Муравьев-Виленский имел в виду своего троюродного брата Сергея Ивановича Муравьева-Апостола (1796—1826), стоявшего у истоков Союза спасения и Союза благоденствия, члена Южного общества, одного из пяти казненных декабристов. Участниками тайных обществ были многие члены обширной семьи Муравьевых. В частности, сам Муравьев-Виленский состоял в преддекабристской организации «Священная артель», а также в Союзе спасения и Союзе благоденствия. Привлеченный по делу декабристов, был оправдан как «не участвовавший в обществах с 1821 г.».
Николай Валерьянович Муравьев (1850—1908) – юрист, служебную карьеру начавший в прокуратуре, где обратил на себя внимание, обвиняя «чрезвычайно талантливо <…> убийц Александра II» (
В воспоминаниях человека сходных с мемуаристом взглядов, воспитания и сословного положения в образе Лассаля отмечены те же черты деятеля, «хорошо умевшего совмещать в себе посетителя гостиных и клубов с апостолом революции» (