Воспоминания. От крепостного права до большевиков. Николай Егорович Врангель
буду готов, сейчас явлюсь. Не перепутаешь?
– Никак нет.
И он мои слова повторил слово в слово.
– Ну, молодец, ступай.
Я не спеша через час явился к князю. Он был взбешен, а генерал, взглянув на меня, ухмыльнулся. Щербатов накинулся на меня и, закусив удила, наговорил всяких неприятностей. По его словам, графу-наместнику стало известно, что чиновники играют в азарт, что строго запрещено. Оказалось, в этом виноват я.
Генерал несколько раз пытался Щербатова остановить. Наконец это ему удалось.
– Я с бароном еще не знаком, хотя мы и встречались в Варшаве. Прошу вас, князь, познакомьте.
Князь познакомил.
– Что же вы не сядете? – сказал мне Щербатов. – Хотите папиросу?
– Благодарю вас, – сухо сказал я. – Если я Вашему Сиятельству больше не нужен, то попрошу разрешения идти. У меня дела.
– Бросьте. Вы не так меня поняли. Садитесь и курите.
Я был взбешен, но не показал вида, и мы мирно заговорили о Варшаве.
– Ах, кстати, – будто спохватился я и вынул бумажник. – За мной еще должок.
– Должок?
– Конечно, я еще не отдал вам деньги, которые до отъезда проиграл вам в макао. Позвольте вручить.
Князя передернуло. Генерал посмотрел на меня и чуть не фыркнул.
В тот же день я подал в отставку. Но с князем мы расстались дружески. Злопамятным он не был.
В Литву
Проездом в Петербург я остановился в Вильно, чтобы повидать моего друга Дохтурова, который по настоянию Потапова58, генерал-губернатора Северо-Западного края, решился на время оставить свое любимое военное дело и, оставаясь в Генеральном штабе, занял гражданский пост правителя канцелярии59. О Дмитрии Петровиче Дохтурове, этом рыцаре без страха и упрека, впоследствии столь известном всей армии, я в этих воспоминаниях, нужно думать, буду говорить неоднократно. Он меня уговорил остаться на службе в Вильно, обещая дать живое и полезное дело, и я в тот же день был назначен состоять сверх штата, то есть без содержания, без особых поручений при генерал-губернаторе.
Когда началось Польское восстание 63-го года и распространилось на Литву, в Петербурге потеряли голову, и Государь упросил Муравьева, тогда уже находившегося на покое, принять пост управителя края. Насколько положение казалось катастрофическим, видно из того, что Императрица просила Муравьева «спасти и сохранить для России хоть Вильну». Муравьев согласился, но поставил свои условия и назначен был неограниченным диктатором. Человек он был умный и непреклонный, свою задачу исполнил – мятеж подавил, за что некоторые считали его гением, чего он не заслуживал, а некоторые – извергом рода человеческого, чего он также не заслуживал.
Муравьев, что было неизбежно, временно управлял краем вне законов, но, что по меньшей мере было излишне, и по окончании мятежа не вернулся к нормальным порядкам, и вместо законов были оставлены в силе разные особые положения и временные правила. Это продолжалось не только во время его самодержавия, но и во время правления его преемника Кауфмана
Дохтуров воспитывался в Пажеском корпусе до 1855 г., в 1857—1859 гг. находился в Академии Генерального штаба; в 1861 г. произведен в капитаны, служил в Кавказском военном округе и в составе Шабарского отряда участвовал в покорении Западного Кавказа, в деле 26 августа 1862 г. ранен в ногу (см. главку «Недобрая судьба»); в 1868 г., спустя шесть лет, сменив шесть разных должностей, Дохтуров, уже в чине полковника, был определен в распоряжение командующего войсками Виленского округа с назначением исправляющим должность управляющего канцелярией по водворению русских землевладельцев в Северо-Западном крае и управляющим общей канцелярией генерал-губернатора.