Как мы жили в СССР. Дмитрий Травин
быстрым шагом. Но пока я туда шел, пока закусывал и пока возвращался обратно, в душе моей вызревал план изощренной мести. Достойный не мальчика, но мужа. С утра я и впрямь ненадолго превращался в значительного мужа, поскольку должен был читать лекцию на партхозактиве района, где собирались все местные начальники под председательством секретаря райкома КПСС. Этого несчастная официантка знать не могла. Этого она не прочла в моих глазах. И это, по всей видимости, ее погубило. Наутро в помпезном здании стиля райкомовский (в)ампир я читал свою лекцию. Времена тогда были еще весьма аморфные. Гласность уже существовала, но видимость пока доминировала. Конкретных реформ не осуществлялось, однако критиковать недостатки советской хозяйственной системы было можно. Более того, партхозактивисты, еще не подозревавшие, что скоро им кранты, с радостью откликались на критику, поскольку лучше других понимали дурость централизованного администрирования. И вот, рассказав им немного о намерениях партии расширить самостоятельность директоров, поднять материальное стимулирование и ослабить министерский контроль, я вдруг сделал рискованный ход. «Вместе с тем сами предприятия должны соревноваться друг с другом за рубль потребителя, чтобы не случалось такой истории, с какой я столкнулся вчера». И дальше последовал краткий рассказ о безобразном обслуживании в ресторане гостиницы.
Живые примеры из жизни в то время еще были редкостью. Лекторы и телеведущие обычно тупо бубнили по написанному. Поэтому моим вчерашним мытарствам киришский партхозактив уделил большее внимание, нежели последней речи Горбачева. Народ оживился, заулыбался, стал одобрительно перешептываться, явно приветствуя новые веяния в экономике. И лишь один руководящий товарищ – типаж с условным названием «морда шире плеч» – стал по мере движения моего рассказа медленно наливаться краской. Не знаю, был ли это директор гостиницы, ресторана или кто-то еще, связанный со сферой обслуживания, но, судя по тому, как глядел секретарь райкома, этого дядю ждало несколько душевных матюгов в приятной обстановке начальственного кабинета.
Впрочем, маленькая месть меня не порадовала. Приятнее дать чаевые за хороший сервис, чем наказать за хамство. О Киришах у меня остались тяжелые воспоминания. Но зато они уравновешиваются впечатлениями, полученными на противоположном конце Ленинградской области. Осенью 1980 года я копал с однокурсниками картошку в деревне Токарево на сырых, холодных полях Выборгского района. Копали мы по шесть дней в неделю от рассвета до заката. На душе было так мерзко, что даже чтение «Капитала» Маркса вспоминалось порой как светлый праздник, как победа свободного человеческого духа над выраженной в гнилой картошке природной необходимостью.
Однако в воскресенье полагался отдых. Что означало работу лишь до обеда. И от «идиотизма деревенской жизни», на который сетовали в «Манифесте коммунистической партии» еще Маркс с Энгельсом [Маркс, Энгельс 1948: 13], росло стремление к безумным