Голые среди волков. Бруно Апиц
бережем тебя.
– Надо сберечь ребенка! Ты требуешь от меня… не знаю, ты или вы требуете, чтобы я слепо и без раздумий отправил ребенка на смерть!
– Кто сказал, что на смерть…
– Берген-Бельзен! Этого недостаточно? Я же не хладнокровный убийца!
Бохов резко пресек гнев Кремера, наседавшего на него.
Кремер перешел к уговорам:
– Неужели с ним нельзя поступить иначе? Я спрячу его! Ладно? А? Не сомневайся, со мной он будет в целости и сохранности.
На миг показалось, что Бохов готов уступить, но затем он стал еще энергичнее давить на Кремера.
– Исключено! Совершенно исключено! Ребенка надо убрать из лагеря немедленно! Сейчас же!
Подавленный Кремер мрачно уставился перед собой и поджал губы. В знак солидарности Бохов похлопал его по плечу, и на сердце у Бохова потеплело.
– То, что я от тебя требую, возможно, жестоко, согласен. Но ведь жестоки и обстоятельства. Конечно, дело связано с Гефелем, зачем скрывать, раз ты и сам знаешь. Скажу тебе больше, не думай, что я помешан на конспирации. Гефель сидит в уязвимом месте. Слышишь, Вальтер? В очень уязвимом. Если цепочка здесь порвется, могут полететь все звенья.
Он на минуту умолк. Кремер мрачно смотрел перед собой. Слова Бохова подействовали на него. Чтобы доказать Кремеру неосуществимость его желания, Бохов развил его же мысль.
– Ты берешь у Гефеля ребенка и где-нибудь его прячешь. Хорошо. А можешь ли ты скрыть и тот факт, что ребенка взял у Гефеля? Непредвиденная случайность, ребенка находят и…
Кремер поднял руку, но Бохов продолжал:
– Всего-навсего случайность, Вальтер, у нас же немалый опыт, дружище! Достаточно мелочи, чтобы провалить самое верное дело… и вот такой мелочью является этот ребенок. Ты не можешь зарыть его, как дохлую кошку. Кто-то должен присматривать за малышом. Этот «кто-то», представь, попадет в карцер и… выдаст тебя.
Тут Кремер уже не мог сдержаться и от души расхохотался.
– Они скорей укокошат меня, чем дождутся, чтоб я…
– Я верю тебе, Вальтер, – сердечно произнес Бохов. – Верю безусловно. Но что будет, если тебя прикончат?
– Интересно, что же? – торжествующе спросил Кремер.
– Ребенок-то останется.
– То-то и оно! – с победоносным видом возразил Кремер.
Бохов горестно улыбнулся.
– Семь тысяч советских офицеров получили здесь пулю в затылок, и ни один из них так и не узнал, что эсэсовец в халате врача, ставивший его перед измерительной рейкой, был его убийцей…
– Какое отношение это имеет к ребенку? – сердито спросил Кремер.
Однако Бохов продолжал:
– От тебя мертвого они уже ничего не добьются. Но ты же знаешь их методы. Кто поручится, что они не отвезут ребенка в Веймар? Посадят его там на колени к какой-нибудь проинструктированной нацистской тетушке: «Ты из лагеря Бухенвальд, бедняжка? А как зовут доброго дядю, который прятал тебя от злых эсэсовцев?» – Кремер прислушался. – И славная тетушка до тех пор будет выспрашивать у ребенка – по-немецки, по-русски, по-польски, смотря, какой язык малыш понимает, – пока он… Но тогда, Вальтер,