За пределами трепета. Елена Гарбузова
пустующим домам и заставляли сгружать в них не только трупы, но и догоравшие в тумане жизни тела. Бабушка помнила, как на телеге, в завале тел, лежала умирающая женщина (даже скорее не женщина, а бесплотный дух) и тихим шелестом распространяла в темноту вечера свои последние слова: «Милый солдатик, не кидай меня в общую могилу на самое дно. Положи с краю. Не ровен час – очухаюсь, даст Бог – выползу». Бесшумные слезы лились по ее впалым щекам, а в темных глазницах затухал последний отсвет веры в милосердие.
Пригождалось все, что раньше не считалось за еду. Первые зеленые ростки крапивы и лебеды, трепещущие комки воробьев, теплый бархат полевых мышей – все превращалось в пищу и тайную надежду выжить. Военные, расквартированные в деревне, щедрым жестом позволяли пользоваться остатками своих обедов. Очистки от шелухи, свеклы и картофеля давали право пережить еще один день. Люди перекапывали поля в поисках картошки, перемерзлой, приторно-сладкой. Ночью под страхом ареста и последующего суда пробирались на колхозные поля в поисках первого робкого колоска. Случаи каннибализма учащались, помутнение рассудка пришло на смену здравому восприятию реальности. Бывший кузнец, мастер на все руки и гордость деревни, дошел до предела отчаяния, и когда съедено было последнее зернышко в его доме, ночью перерезал всю свою семью кухонным ножом, а сам повесился в сенях.
Голод поселился в каждом доме. Смерть оглушила людей, и каждый день забирала в свои широко расставленные сети. Она стала нормой жизни, превратилась в привычку и утратила свою первозданную трагичность.
Воля людей была переломана надвое, словно сухой прут. Разрушились самые стойкие убеждения, развеялись самые незыблемые установки. Оставшиеся в живых готовы были на все, лишь бы вновь не оказаться в горьком положении. С глазами, полными ужаса, они внимали мудрым речам великого и светлого вождя. Вождя, пообещавшего никогда вновь не допустить подобных бедствий. Голод заставил людей предусмотрительно не доискиваться причин бедствий и впредь молиться исключительно на данность, а не на внутреннее сомнение.
Медицинский факультет связал судьбы предков Лили в один цельный узел. Начиналось время возрождения надежд, таившее в себе обман внезапного затишья. Они были так бесконечно юны, и боль прошлого стиралась широким размахом крыльев бесшабашной весны. Солнце дерзко лизало шершавые бока мостовых своим жарким языком. Полосы вздрагивающих, длинных теней пересекали теплый асфальт, и весна вскрывала тайное нутро вертикальных рядов тополей соками жизни. Черные кляксы грачей бороздили ослепительно-голубое небо и беспечно рассыпались дробью в дыхании пробуждающейся природы.
Бойкая стайка студенток медицинского факультета с ликующими визгами скользила по пестрому полотну студенческой жизни. Они были еще в том переходном этапе обучения, когда наивность жизни не зачеркнута намертво циничным росчерком опыта. Девушки еще любовались волшебными очертаниями