Свидание с отцом. Повесть и фрагменты воспоминаний. Виктор Гаврилович Кротов
по временам и народам, и мне, заядлому книгоеду, но не такому памятливому, нелегко было поспевать за ним.
Он рассказывал мне о своих зарубежных военных трофеях.
Среди поляков он присматривался к тому, как «работают» ксендзы, как протаптывают они тропинки к человеческому сердцу. В Китае узнавал про то, какую роль играет в китайской небольшой деревне тамошний общий воспитатель – бонза. В Японии был потрясен парком Мира, где гуляют на свободе животные – среди людей…
С фронта он написал письмо в «Учительскую газету», о войне и об учительстве, получил сотни писем, ответил всего на несколько, в том числе и на письмо пионерской дружины сороковой московской школы. А потом переписка с дружиной перешла в переписку с вожатой. А потом, после госпиталя, он побывал в Москве. А потом, в конце войны, они поженились. И совсем после войны – попросили отправить их в самый запущенный детский дом московской области. Для практического испытания своей модели социальной педагогики.
И началось: запущенный детдом, приведение его в порядок (вплоть до цветников и уроков ритмики), а значит и прекращение воровства персонала, нарастающий конфликт, жалобы и анонимки, комиссии и проверки – и… Новый запущенный детдом, приведение его в порядок… И педагогическая модель и закон социально-житейского механизма работали исправно, хотя в разных направлениях.
Знаменитые три «НЕ», позволяющие зеку выжить: ничему не удивляться, ничего не бояться и ничему не верить. И гимн «полосатиков». И лагерный жаргон: «ксива», «шмон», «хипеш»… Зона – через стенку, но и здесь, рядом со мной, вспышками отцовских рассказов, которым трудно верить и невозможно не верить.
– Зона? – посмеивается отец. – Знаешь, как у нас говорят: наш лагерь – это просто малая зона. А всё остальное – большая зона. Вот и вся разница.
Комнаты по соседству
Рядком по коридорчику шли три одинаковые двери в три комнаты для свиданий. Мы были в первой. Через одну комнату от нас сутки спустя получила свидание жена одного из «самолётчиков», наивно и без применения силы пытавшихся организовать угон самолета, чтобы перебраться на запад. Самолетчик зашёл к нам на несколько минут – остриженный наголо, неразговорчивый, проигравший свою попытку. Про жену его отец вспоминал позже, год или два спустя, с восхищением: она не позволила себя обыскать при выходе со свидания, потребовала ордер на обыск, подписанный прокурором. Ей сказали, что не выпустят. Она ответила, что продуктов у неё осталось навалом. Так и не обыскали, только с тех пор уже запаслись незаполненными ордерами с нужной подписью – для особо скандальных личностей.
В средней комнате на свидании был молоденький армянин, с братом которого мы встретились в доме приезжих. Я зашёл туда передать, что брат ждёт своей очереди. Отец армянина, черный и жилистый от сельской работы, почти не говорил по-русски, а полная и добродушная сестра