Свидание с отцом. Повесть и фрагменты воспоминаний. Виктор Гаврилович Кротов
вы против нас-то? Мы вам руку помощи подавали!» – «Хай отсохнет твоя рука», – буркнул один из поляков. А наутро, двинувшись в путь, снова встретили тех поляков – лежащих рядами, расстрелянных, «чтобы с ними не возиться».
Рассказывал, как под Днепропетровском, через полтора месяца после начала войны, командир их полка тихо-мирно сдал полк немцам. Лишь нескольким возмущённым солдатам удалось, отстреливаясь, вырваться к своим.
Рассказывал… Рассказывал…
Один эпизод он не решился рассказывать в комнате, показав жестом, где спрятаны подслушивающие устройства. Мы вышли в коридор, отец включил воду в кране (почему-то это должно было мешать подслушиванию, и действительно вскорости прибежал дежурный и собственноручно закрыл кран) и рассказал мне на ухо. Про то, как наша армия прошла в тыл японской Квантунской армии по туннелю, пробитому в горах ещё одной армией, армией зеков. Про то, как погибли эти зеки, заваленные взрывом в одном из своих туннелей, в целях сохранения военной тайны.
Мне с трудом верилось во всё это, слишком велико было отличие отцовских рассказов от разных военных мемуаров, от привычного облика общей нашей жизни. Но деваться было некуда: было слышно, что всё это – правда.
…Команду политического соперника подчищали аккуратно, сверху донизу, никакая наивная конспирация им не помогла. До отца добрались в тот период, когда по каким-то международным соображениям старались не давать политических статей, только уголовные. Впрочем, особых затруднений от этого ограничения органы не испытывали. Дело сделали чисто уголовным, да таким, чтобы потом человеку не отмыться. Четырнадцать несуразиц насчитал отец в этом деле, но все они исправно сослужили свою службу и обеспечили отцу пятнадцать лет близкого знакомства с педагогическими деталями пеницитарной системы.
Дальнейшие события показали, что даже и не пятнадцать.
Отец прошёл всю войну, был в Польше, в Германии, на Дальнем Востоке, даже в Китае и Японии – с военной делегацией. Не раз был ранен и контужен. Но для меня, с раннего детства, вся его война была сосредоточена в покалеченном ногте на одном из пальцев: от ногтя остался лишь небольшой костяной шарик, он приковывал моё внимание, и это была для меня его война. И сейчас тоже – я поглядывал на руку, сжимавшую сигарету, на костяной шарик, и слушал так, словно осколки снарядов падали угрюмым градом совсем неподалёку.
Из материалов второго дела
Не раз отцу удавалось передавать нам – мне или матери – написанное или сделанное в лагере. Однажды я вернулся с большим рюкзаком, в котором, кроме рукописей, лежали крепостные стены, ворота, башни и дворцы сказочного замка для младшего брата. Когда мы собрали и расставили это расписное картонное чудо, оно заняло половину комнаты.
В одно из свиданий удалось вывезти и некоторые материалы второго отцовского дела, «оформленного» по-свойски в дебрях ГУЛАГа.
Из обвинительного