Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 6. Иррациональность. Часть 1. Валерий Алексеевич Антонов
наук, с помощью которых все вещи познаются в совершенстве. Таким образом, возникают трудности на пути познания в случае видов; но в отношении индивидов обычно признается, что науки о них не существует, поскольку их число бесконечно; и все же виды – это ничто, или некое воображение, существуют лишь отдельные вещи, только они воспринимаются, знание можно получить только о них, и только из них оно может быть собрано.
Но есть и другая причина нашего невежества. Она заключается в том, что сущность некоторых вещей столь необычайно велика, что мы не в состоянии ее постичь. К этому относится бесконечность философов, если таковая существует, или наш Бог, по отношению к которому не может быть ни меры, ни предела, ни, следовательно, какого-либо постижения со стороны разума. Совершенно справедливо; ведь между постигающим субъектом и постигаемым объектом должна существовать определенная пропорция; последний должен быть больше первого или, по крайней мере, равен ему. Но между нами и Богом нет никакой пропорции, так же как между конечным и бесконечным, между преходящим и вечным; короче говоря, по сравнению с ним мы скорее ничто, чем нечто. Но есть и второй вид вещей, диаметрально противоположный предыдущему, чье бытие столь незначительно, что разум с трудом может его постичь; и их количество очень велико, их познание очень необходимо для знания, однако мы почти не обладаем ими. Возможно, все эти вещи – случайности, которых почти нет; следовательно, до сих пор не было никого, кто смог бы сделать их природу совершенно ясной.
Итак, вещи, прежде всего их бесконечное число, их бесконечно разнообразная природа, их бесконечная величина то там, то здесь, их бесконечная гибкость, близкая к небытию, представляют непреодолимые препятствия для нашего познания; но совершенно помимо самих предметов нам не дано то, что является познанием в собственном смысле слова. Такова же и деятельность познающего субъекта, направленная на познаваемый объект. Ничто так не прекрасно, как эта уникальная форма познания. Если бы душа обладала ею в совершенстве, она была бы подобна Богу, даже самому Богу; ведь никто не может в совершенстве познать то, что он не создал; а Бог не мог бы создать и управлять тем, что он прежде не познал в совершенстве. Поэтому только он один есть мудрость, знание, совершенная проницательность; он пронизывает все вещи, знает все, познает все, видит все; ибо он есть все и во всем, все есть он сам и в нем. Но как несовершенное, жалкое создание человека сможет познать другие вещи, существо, которое не может познать свое собственное «я», которое находится в нем и с ним? Как может существо, которое не в состоянии полностью постичь самые явные, самые очевидные вещи, например, что оно ест, что пьет, к чему прикасается, что видит, что слышит, познать самые сокровенные вещи природы, включая духовные, и среди них – нашу душу?
И только совершенная реализация! Под таким знанием следует понимать такое, при котором объект полностью виден со всех сторон, изнутри и снаружи. И это та наука, с которой мы хотим