Губительная красота. Ольга Станкевич
на неё поглядывающие.
– Ты теперь всегда будешь с нами? – спросила Дина усаживаясь на своё место.
– Пока да, – ответила Наташа, наблюдая за тем, как неловко забирается на свой стул маленький Олежка. Она не знала насколько он самостоятельный и с опасением поглядывала за тем, как мальчик берет в левую руку ложку.
– А чем мы займёмся потом? – сыпала вопросами любознательная девочка.
– У Олежки должно быть есть тихий час, как в садике, – сообразила девушка, совершенно не знающая чем заняться после обеда.
– Да, – ответил маленький мальчик, к великому Наташиному облегчению самостоятельно засовывающий ложку в рот.
– А давай пойдём гулять к морю, – предложила Дина с надеждой во взоре.
– А мама разрешает вам там гулять? – с опаской спросила девушка, не знающая ни общих правил обращения с детьми, ни тех, что заведены в этом доме.
– Разрешает, – безбожно картавя сообщил малыш, и был поддержан старшей сестрой.
– Ага, – сказала девочка с набитым ртом, – днём она не разрешает нам выходить на улицу, говорит, что мы можем обгореть, а вечером иногда мы ходим вместе с мамой или Ангелиной. Когда приезжает папа, то с папой.
– Значит, сходим, – обречённо согласилась Наташа, надеясь только на то, что смышлёный подросток лучше неё знает, как и что делать с маленьким Олежкой. Мысль о саднящих ступнях и невозможности сделать и двух шагов в своей тесной обуви она отгоняла, справедливо полагая, что бывало и похуже.
После обеда юное создание показало Наташе Олежкину комнату. Большая и светлая спальня была оформлена в светло-фиолетовых тонах и, как водится, изобиловала детскими рисунками на обоях. Кровать мальчика стояла в углу и малыш, самостоятельно попросившийся писать, послушно забрался под одеяло.
– Полежи со мной, – попросил ребёнок. Наташа немного удивилась этой просьбе, но спорить не стала, послушно устраиваясь на краю узкой постели.
– Ты хорошая, он это чувствует, – сказала стоящая в дверях Дина и растворилась в широком коридоре второго этажа.
Имея самые смутные представления о материнстве, Наташа принялась петь Олежке запомнившуюся в детстве песню из программы «Спокойной ночи малыши», а тоненькие ручки с готовностью обвили её шею и маленький носик спокойно засопел. Боль, по силе действия сравнимая разве что с водородной бомбой взрывалась в ней, поражая все органы чувств и выливаясь наружу двумя солёными слезинками. Вдыхая ни с чем не сравнимый молочный аромат детской макушки она закрыла глаза, глубже зарываясь носом в курчавые завитки светлых волос. Взрыв боли, такой сильный и казалось убийственный минуту назад, затихал, оставляя после себя странное отупение. Хорошо накормленная Наташа, слишком измученная недосыпом и тяготами жизни, плавно погрузилась в сон настолько крепкий, что шаги, внезапно раздавшиеся в коридоре и лёгкий хлопок двери не услышала. Нежные ручки подростка, стоявшего над ними двумя заботливо укрыли её мягким белым пледом, после чего погладили по голове маленького