Поломанный Мир. Андрей Коробов
Герцогству. Поломанному Миру, наконец.
К Югу Илантийского полуострова испытывал Киаф отныне разве что равнодушие. Что получилось, то получилось по итогу. Ведь кто бы что ни говорил, он остался один-одинешенек. Ноги сами подзуживали его пуститься в путь.
И чем дальше отсюда, тем лучше.
Веки он распахнул ещё до заката. Солнце уже достигло зенита, и теперь медленно клонилось в сторону Пиретреи. Там, где Альдред скоротал часы в беспамятстве, было отчётливо видно ход пылающего диска по горизонту. Флэй не спешил вставать.
Его мышцы, сами кости служили напоминанием об испытаниях, пережитых в Саргузах. По телу будто прошлись кухонным молотком, как если бы готовили отбивную.
Суставы скрипели, будто старые петли. Боль кромешная. Зато в некотором роде даже приятная. Она явственно указывала: путь пройден, цена за победу уплачена сообразная.
Эх, если бы за победу! Об этом Альдред старался не думать вовсе. Лишь бы не чувствовать себя последним ничтожеством в Поломанном Мире.
Что толку от слияния с Богом, если жизнь его так и не стала божественно гладкой? Это больше он – для Сокофона, нежели Сокофон – для него.
Игнорируя уязвимость своего тела, Флэй привстал, закряхтел. Свесил ноги с обрыва, сгибаясь вопросительным знаком. Он понемногу приходил в себя. Бог Снов никуда не девался. Едва избранник стал дышать ровно, в голове прозвучал голос Мелины:
– Хорошо отдохнул, я надеюсь?
Фантом возлюбленной казался более материальным, чем есть на самом деле. Губы шелестели у самого уха. Шелковистые волосы призрака приятно щекотали шею. Хоть и не касались они друг друга телами, спиной Альдред чувствовал: сзади кто-то подпирает.
Нагло, настойчиво, бестактно.
Медом на душу ложился милый, родной уже голос Мелины. И тем не менее, у Флэя в один миг возникли противоречивые ощущения. С одной стороны близость первой любви служила ему обезболивающим подчас лучше медицинских средств, но…
С другой-то, повергали в первородный, хтонический ужас. Перед неведомым и неописуемым существом, что прятало себя за материальный образ.
Угол восприятия, унаследованный от предков и доведенный уже самим Киафом до совершенства, не давал обмануться. Он обладал редким озарением, за которое дорого расплачивался своим запасом прочности.
Озарение не давало закрыть глаза на двойное дно. Раствориться в приятном моменте. Полностью отдаться тому, чего так не хватало по жизни.
Альдред понимал Бога Снов отчетливо. Через образ Мелины Сокофон давит на него, оказывает воздействие посредством мягкой силы, незаметно корректируя поведение. Постепенно. С чувством, с расстановкой.
Так будет столько, сколько потребуется. Прежде чем они сольются воедино, а истинный облик потустороннего не покажется сущей обыденностью. Все изменится, когда Бог Снов своего добьётся. Когда Киаф будет готов. Когда его можно будет брать тепленьким.
Пленник всё понимал. Но увы. Он не придумал ничего лучше, кроме как пустить всё на самотёк, отложить