Вырь. Час пса и волка. Ольга Гутарёва
положил скатыш мха себе под язык. Скривился, ощутив во рту вкус грязи.
– Тебе ещё не исполнилось и двадцати, – тон Назара оставался тихим и вкрадчивым, но Виктору показалось, в нём успела прожечься искра жалости. – Ты слишком молод для всего, что свалилось тебе на плечи.
Виктор вытер край глаза. Бесовская травка или «лишенник», как называли этот мох на юге, начинала действовать стремительно. Головокружение постепенно нарастало.
– Мне почти исполнилось… – он сглотнул обильную слюну. – Семнадцать. Я уже достаточно опытен.
– Семнадцать, – вторил монах в задумчивости. – Возраст царя Александра Борисовича, взошедшего на престол этой осенью. Однако всё же возраст слишком юный.
Виктор сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Но нервное возбуждение его возрастало, и даже бесовская травка не могла унять дрожи.
В мыслях грянул голос из прошлого. Шутливый тон, лишённый жалости: «Погибни, друже. Погибни за царя своего».
При одном только воспоминании о том роковом дне всё внутри Виктора сжалось и замерло, словно над ним занесли топор.
Смурый монах продолжал свою речь. Голос его помог вернуться Виктору в настоящее.
– О том, что случилось с твоим отцом, царским лекарем Андором Гроссом, мне известно. Слухи разносятся быстро. Позволь мне выразить своё сожаление. Я непременно помолюсь за его душу, когда эта битва закончится.
– Тебя это не касается, – чересчур резко ответил Виктор, потому добавил, смягчив: – Или ты забыл, отче, что есть грехи, которые отмаливать запрещено?
Виктор нагнулся возле следующего раненого, лежащего на ватнике, разостланном поверх соломы. Простой ополченец, крестьянин с переломом ноги в полуобморочном состоянии.
– Кость раздроблена, – упреждая ответ монаха, быстро заговорил Виктор. – Усекать по сустав. Федка, подставь лохань. Сапоги и без того скользят. И будь готов держать отнимаемую часть.
Нет ноги – нет проблемы. Иного средства лечения, кроме усечения, в подобных случаях Виктор изобрести не мог.
«И ведь действительно – мясник…» – подумал он, вытирая от воды складной нож.
Федка побелел как мел. Рука мальчишки, сующая раненому между зубов липовый сучок, затряслись ещё крупнее.
– Будь так добр, если снова вздумаешь рыгать – рыгай в сторону, – Виктор запустил пальцы в отросшие надо лбом волосы, зачесал назад. – Кто унёс инструменты? Я же сказал эти не трогать!
Назар отвернулся, и его резкий гортанный голос прозвучал поверх творящейся вокруг суматохи:
– Пилу и молоток сюда!
Виктор поминутно вспоминал об инструментах отца, в особенности о щипцах с винтовым механизмом. Как бы они ему сейчас пригодились! Но щипцы, как и все прочие вещи, были оставлены в столице и наверняка уже пропали втуне.
«Если только их не забрала Татьяна… моя несчастная сестрица, как же ты справишься одна?»
Виктор дотронулся до единственной вещи, что ещё оставалось при нём – родительского перстня с карминовым