Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956). Энн Эпплбаум
после 1945 года, а неспособностью западных держав поддержать мирные инициативы Сталина[23].
Однако пристальное изучение того, что происходило в регионе между 1944 и 1947 годом, ставшее возможным благодаря открытию советских и восточноевропейских архивов, обнаруживает глубокую несостоятельность подобной аргументации[24]. Новые источники убедили историков, что ранний, так называемый либеральный период на деле не был таким либеральным, каким он представляется в ретроспективе. Действительно, далеко не каждый элемент советской политической системы насаждался в той или иной стране на следующий день после того, как Красная армия пересекала ее границы, да и сам Сталин не рассчитывал на быстрое оформление коммунистического «блока». В 1944 году известный советский дипломат Иван Майский подготовил записку, в которой предсказывал, что европейские страны превратятся в коммунистические государства лишь через тридцать или сорок лет. (Он писал также, что в будущей Европе будет лишь одна сухопутная держава – Советский Союз, и одна морская держава – Великобритания.) По мысли Майского, дожидаясь этого, СССР не должен подталкивать «пролетарские революции» в Восточной Европе; вместо этого Москве стоит поддерживать хорошие отношения с западными демократиями[25].
Это долгосрочное видение вполне соответствовало марксистско-ленинской идеологии в сталинском ее понимании. Капиталисты, полагал Сталин, не смогут сотрудничать друг с другом вечно. Рано или поздно империалистическая алчность втянет их в конфликт, и Советский Союз сыграет на этом. «Противоречия между Англией и Америкой по-прежнему дают о себе знать, – говорил он своим сподвижникам вскоре после завершения войны. – Социальные конфликты в Америке становятся все более явными. Лейбористы в Англии обещали английским рабочим столько социализма, что теперь трудно сдать назад. Скоро у них начнутся проблемы не только с собственной буржуазией, но и с американскими империалистами»[26].
Если сам СССР не торопился, то и восточноевропейские коммунисты тоже никуда не спешили: почти никто из них не рассчитывал на незамедлительный приход к власти. В 1930-е годы многие компартии вместе с центристами и социалистами входили в состав «народных фронтов» или, как во Франции и Испании, наблюдали за успехами подобных объединений со стороны. Историк Тони Джадт даже называет Испанию «генеральной репетицией по захвату власти в Восточной Европе после 1945 года»[27]. Первоначально такие левоцентристские коалиции создавались для того, чтобы противостоять Гитлеру, а после войны левые во многих странах задумывались об их воссоздании для борьбы с западным капитализмом. Сталин рассматривал вопрос в долгосрочной перспективе: пролетарская революция обязательно совершится, но прежде чем она произойдет, региону предстоит пережить буржуазную революцию. Согласно советским историческим схемам, такая последовательность не подлежала
См.: классическую версию этого тезиса: William Appleman Williams. The Tragedy of American Diplomacy. New York, 1959. Более свежая и изощренная версия представлена, в частности, в работе: Wilfried Loth. Stalin's Unwanted Child: The Soviet Union, the German Question and the Founding of the GDR. London, 1998.
См.: John Lewis Gaddis. We Now Know: Rethinking Cold War History. Oxford, 1997; Kramer. Stalin, Soviet Policy, and the Consolidation of a Communist Bloc in Eastern Europe.
См.: Татьяна Волокитина и другие, ред. Советский фактор в Восточной Европе, 1944–1953, т. 1. М., 1999. С. 23–48; Norman Naimark. The Sovietization of Eastern Europe, 1944–1953. Cambridge, 2010 (The Cambridge History of the Cold War).
Ivo Banac, ed. The Diary of Georgi Dmitrov, 1933–1949. New Haven and London, 2003. P. 14.
Tony Judt, Timothy Snyder. Thinking the Twentieth Century. London, 2012. P. 190.