Окно с видом на счастье. I том. Наталья Игоревна Соснина

      «Как же она живет? – подумал он. – На что? Совсем одна… Может, ей мать как-то помогает?»

      Однако развивать эту тему было неловко, особенно в первую их ночь.

      «Потом узнаю», – решил он.

      – Давай спать, козочка, – улыбнулся он. – Раз соловья слушать не хочешь…

      – Я хочу-у-у-у… – она снова зевнула, да так сладко, что Корольков сам захотел спать. – Но не могу-у-у-у…

      Через полминуты Катя спала так крепко, что, когда он, тихонько отодвинувшись от нее и откинув край одеяла, встал и вышел на балкон, даже не пошевелилась.

      Саша долго стоял голышом на балконе, курил, смотрел на небо, хотя и затянутое облаками, но все же кое-где тускло проблескивающее звездами, и слушал того самого неугомонного соловья.

      Здесь и начались его «страдания первой недели», как он мысленно много лет спустя называл этот короткий, но наполненный такими острыми и истинными эмоциями период своей жизни.

      «Что же мне теперь делать? – думал Корольков, глубоко затянувшись. – Повелся на шикарную грудь, пришел на банальный перепихон, а что я имею в сухом остатке? Девочка-то оказалась ох как непроста…»

      Ему вдруг захотелось спросить у Кати, из каких дальних и таинственных стран привезены висящие на стене гостиной диковинные маски. Почему в ее спальне стоит фортепьяно и откуда в этой необычной квартире такое невероятное количество книг. А еще ему стало вдруг безумно интересно, что это за работа – корректор в редакции газеты и почему эта красивая и, как оказалось, умная девчонка решила учиться на юриста…

      «А, ладно, – снова сказал он себе. – Завтра спрошу. Не будить же ее сейчас – вон как крепко спит, козочка моя».

      Это были необычные мысли, и Саша, всегда тщательно оберегавший свою мужскую свободу, страшился их, однако сделать с собой ничего не мог, продолжая внутренний диалог: «Мы ведь договорились с ней насчет завтра, – успокаивал он себя. – Ничего такого, днем буду учить, иммунологию запускать нельзя, могу не успеть к следующему четвергу, а потом… Потом я приду сюда и все у нее спрошу: и про маски, и про юридический, и про фортепьяно… Да и не только спрошу!»

      Тут мысли его приняли несколько иной оборот, и он, бросив вниз сигарету, вернулся в спальню.

      Забравшись под одеяло, он попытался было разбудить Катю, но та спала так крепко, что он вскоре понял – это невозможно. И тогда он обнял ее, прижал к себе – теплую, сонную, нежную, со спутанными волосами и шелковой кожей, больным пальцем и припухшими от его, Королькова, поцелуев губами, со всеми ее мыслями, ревностью и насмешками – да так и уснул, наконец, сам.