Чаща. Джо Р. Лансдейл
я не упоминал, как на самом деле выглядела Лула, так что, пожалуй, теперь самое время. Она была высокой, худой, с рыжими волосами, струящимися из-под голубой дорожной шляпы с пришитым сбоку желтым искусственным цветком. На шее у нее была цепочка с маленькой серебряной звездочкой. Я купил ей эту безделушку в городском магазине. Там были разные – серебряные цветки и сердечки, которые, не сомневаюсь, тоже ей понравились бы, но как-то за год до этого она отвела меня за дом и указала в ночное небо, сказав: «Видишь эту звездочку, Джек? Теперь она моя». Смысла для меня в этом было не больше, чем в деревенской польке, но я запомнил ее слова и, оказавшись как-то в городе с денежками в кармане, сделал ей подарок. Эту цепочку она никогда не снимала. Я гордился своим подарком, и мне нравилось смотреть, как свет подмигивает на серебре. Одета Лула была в легкое синее платье с желтым кантом, в тон цветку на шляпе, и высокие лаковые сапожки, блестящие, как колесная смазка. Все эти вещи дед забрал из дома заранее, чтобы зараза их не коснулась. В таком наряде она казалась одновременно и молодой женщиной, и ребенком. И действительно, красотка, но меня встревожило, как тот человек это произнес. Может, дело было в его улыбке или сальных глазах, шаривших по ее фигуре, вроде и не придерешься, но что-то подсказывало не упускать его из виду.
Лула только сказала:
– Спасибо. – И вежливо поклонилась.
– Да и мулы тоже неплохие, – добавил мужчина, отчего прежнее замечание показалось мне еще более мерзким.
Дед, похоже, ничего из сказанного не слышал, продолжая препираться с паромщиком в расчете вернуть часть своих денег.
Потерпев неудачу, дед сказал:
– Ну так чего мы ждем?
– Вон тех двух верховых, – ответил паромщик.
– Как насчет переправиться, а потом вернуться за ними?
– Пустое дело, – сказал паромщик, поскреб голову и осмотрел свой ноготь в надежде на удачный улов.
– Мы заплатили свои две монеты, – сказал дед. – И должны переправиться. А те двое перегрузят этот плот.
– Они мои друзья, так что подождем, – сказал громила.
– Нам незачем ждать, – сказал дед.
– Пусть так, но придется.
– Лучше подождем, – сказал паромщик. – Лучше подождем.
Теперь мне пора кое-что объяснить. Дед был крупным мужчиной. Даже разменяв седьмой десяток, он был все еще крепким, с большой копной седых волос, что некогда были рыжими и походили теперь на львиную гриву. Густая борода цвета грязного хлопка только добавляла ему сходства со львом, даже когда он носил шляпу. Лицо его всегда было багровым, точно он в любой момент готов закипеть. Ирландская кожа, говаривал он. Крепко сбитый, широкоплечий, все свою жизнь он пахал, как вол. Наконец, его окружала аура особой уверенности, сродни «известно, что ты за фрукт», что объяснялось не только его сложением и жизненным опытом, но и безграничной верой в то, что Бог на его стороне, а до прочих ему дела нет. Как по мне, повлияли привычки проповедника и ощущение приобретенного особого знания – навроде того, что, попав на небо, он на