Дом на троих. Виолетта Винокурова
смотрит на него.
Рома продолжал сидеть у окна, а когда становилось невмоготу, спускался к холодильнику. Выискивал молоко.
– Проснулся, Ромка! – встречала радостная бабушка.
– Доброе утро…
– День уже! День! Но сейчас лето: день, вечер, утро – не отличишь, на один лад они! Есть хочешь? Что будешь? – Её рука тянулась к холодильнику раньше, чем у него оказывалось тело.
– Ничего… я только пить хотел.
– Щепочка ты, Ромка. Но заставлять не буду. Накормлю, а ты обратно! Кому это нужно? А никому, верно?
Рома кивнул раньше, чем задумался над словами. Близкими и знакомыми. Это не мама говорила, это он сам себе говорил, когда мама кормила.
– А на веранду со мной пойдёшь? Бабушке одиноко совсем! Женька уехал, а мне кого доставать? – улыбнулась она, и пришлось согласиться.
Сели они в кресла-качалки, которые папа собирал. На них лежало мягкое и тёплое, сверху ещё плед. Рома даже не переодевался, укрылся, как было. Он чувствовал запах цветений, новых растений, рождающихся в этом году, и не понимал, каким образом он сам должен вписаться в эту жизнь. Как здесь он должен оставить себя, щепку такую?
– Ты грустишь, Ромка?
Рома осмотрелся: зелёная трава уже покрывала участок, соседняя яблоня продолжала цвести, никакой ветер и дождь не обрывали цветы.
– Нет, не грущу. – Он закутался плотнее в плед, под самый подбородок.
– А скучаешь?
Рома притворился, что не понял.
– По папе?
– Может быть, по папе.
– Да нет, он же только что уехал. Скоро вернётся. Вечером будем вместе есть. Нормально.
– Нормально… – повторила бабушка, пробуя сухими губами слово на вкус, а Рома перевёл взгляд на забор. – А я скучаю.
– По папе? – Рома хотел было пошутить, но у бабушки по щеке пробежалась слеза.
Не казалось, что сейчас глаза должны быть мокрыми – погода такая хорошая, но они были.
– Да, по папе. Но не твоему, а своему. Твой прадед. Ты его не застал, а я рано потеряла. – У Ромы сердце схватило. Он должен был встать с качалки и побежать обратно в комнату на втором этаже, закрыться на засов, но покорно остался на месте. – Вторая мировая была… Великая отечественная… давно это было, правда? Кажется, сейчас такое и в школе не проходят, а цветы ещё несут, только ветеранов всё меньше… И мой папа там был. На войне. Когда закончилась, к моей подруге и её братьям папа вернулся, чайник новый купил. Представляешь? Чайник! – Бабушка захохотала, только Рома сжался сильнее, понимая: не в чайнике дело. – Они так радовались, и я радовалась. Думала: «Ну когда папа придёт, тут не только чайник будет!» Только… папа не пришёл, – мокрые глаза смотрели вдоль двора, – не вернулся, зато бумажка пришла о том… о том, что война жизни уносит. Ни папа, ни чайника. А чувства, люди – они есть. Живые они тут. – Морщинистая бабушкина рука легла на грудь, а взгляд пустился вдаль, в тот 45-ый год, когда не вернулся её отец. – Я долго не принимала, потом долго злилась. Почему он, а не другие. Почему у подруги отец вернулся, а у меня нет? А потом