.
в Соединенных Штатах школу, Ральф получил там же университетский диплом, после чего, по мнению отца, стал до мозга костей американцем. Дэниэлу даже пришлось определить его на три года в Оксфорд, который позволил значительно смягчить влияние Гарварда и сделать сына в разумной степени англичанином.
Впрочем, внешние проявления свойственной британцам манеры являлись лишь маской для молодого человека, получающего удовольствие от собственной независимости, которому невозможно навязать чуждые ему взгляды. Ральф, склонный к иронии и дерзаниям, обладал безграничной свободой суждения.
Начинал он весьма многообещающе: в Оксфорде его, к несказанному удовлетворению отца, отличали, а знакомые твердили – как жаль, что талантливому юноше не суждено использовать прекрасное образование на политическом поприще… Вероятно, карьера удалась бы, вернись он в Америку, в чем мы, впрочем, уверенности не испытываем: отъезд за океан (чего мистер Тушетт не слишком желал) заставил бы Ральфа тосковать по старику, коего он считал лучшим другом. Отца Ральф не просто любил, а неподдельно восхищался и пользовался каждой секундой, чтобы за ним наблюдать: Дэниэл Тушетт представлял собою, по мнению сына, фигуру гениальную. Не испытывая большой склонности к загадочному банковскому ремеслу, Ральф тем не менее понимал его достаточно, чтобы оценить роль в нем своего отца. Однако более всего вызывало в нем восторг другое: Тушетт-старший был словно сделан из слоновой кости, отшлифованной английским воздухом, которая снаружи желтеет, а во всем прочем внешнему воздействию никак не поддается.
Сам старик не обучался ни в Гарварде, ни в Оксфорде и мог винить лишь себя в том, что невольно дал сыну в руки ключ к мышлению критическому. Голова Ральфа полнилась идеями, о которых Тушетт-старший и не догадывался, и все же сын с большим почтением относился к постоянству отца. Американцев уважают (возможно, и зря) за ту легкость, с какой они приспосабливаются к особенностям иных стран, а Дэниэл Тушетт, твердо различая границы подобной гибкости, не переступал их, чему и был обязан своей успешностью. Ему удалось сохранить многие черты, воспитанные в нем отечеством, и он до сих пор, как с удовольствием отмечал сын, не избавился от характерного языкового стиля, свойственного богатым районам Новой Англии.
К преклонным годам старик обрел не только богатство, но и уподобился, как он говаривал, созревшему плоду. В нем счастливо сочеталась способность держаться с людьми на равных и в то же время прозревать их душу; его положение в обществе, на упрочение которого мистер Тушетт никогда не тратил сил, и вправду сравнимо было теперь с совершенством поспевшего, но еще не снятого с ветки фрукта. Вероятно, ему недоставало воображения и качества, называемого историческим сознанием: тут следует отметить, что от влияния, какое британский образ жизни обыкновенно оказывает на образованного иностранца, его разум был закрыт. Некоторых различий, имевшихся в Англии по сравнению с Америкой,