Голоса. Борис Сергеевич Гречин
Знаю только, что в журнал посещений третьего курса она действительно была вписана как Аделаида, но я в качестве куратора имел доступ к их личным делам и однажды, подшивая в них какую-то справку, наткнулся на копию её паспорта.
«Не знаю – разбегаются глаза, – серьёзно ответила наша Альберта-Аделаида. – Но почти все женские персонажи уже взяты, кроме Коллонтайши, а в ней есть что-то, что меня отталкивает».
«Александра Фёдоровна?» – подсказал кто-то.
«Нет уж, пусть кто другой берёт эту мадам!» – живо и даже с какой-то неприязнью отозвалась Ада.
«Тогда Александр Фёдорович, – предложил я с улыбкой, имея в виду Керенского. – У вас и стрижка похожа».
Ада была худой девушкой с чисто мальчишеской стрижкой – я, кажется, сказал об этом раньше, нет? – и на улице в зимней одежде легко могла сойти за мальчика.
«А вы знаете – да! – вдруг согласилась староста. – Да! Он мне интересен». «Более того, это почти идеальное попадание», – мысленно отметил я.
Вслух я продолжил идти по списку:
«Герш Борис? Неужели Пуришкевич? Вы это всерьёз?»
Герш помотал головой. Но при этом улыбнулся, как-то очень лукаво, как только одна его нация и умеет улыбаться.
«Пуришкевич – это всего лишь злобный клоун, – пояснил он. – Но я на самом деле всегда хотел понять антисемитов, влезть в их туфли… Поэтому – Василий Витальевич Шульгин!»
Его выбор был одобрен недоверчивыми восклицаниями вперемешку со сдержанными хлопками.
«Камышова Марта?»
«У меня отняли Елизавету Фёдоровну, – глухо произнесла Марта. – Поэтому пусть будет Матильда Кшесинская».
«Мартуша, да ведь мы можем поменяться!» – тут же отозвалась Лиза, но Марта отрицательно покачала головой.
«Надеюсь, вы не поссоритесь из-за этого… – примирительно пробормотал я. – Кошкина Акулина, извините, Лина?»
«Коллонтай Александра, – отозвалась Лина как-то по-военному. – Я на “Ко”, и она на “Ко”. Ещё Коллонтай – наш рабочий человек, а не чужая содержанка».
Марта на этом месте посмотрела на Лину внимательно, серьёзно, как бы с упрёком – но ничего не сказала.
«Записал. Кошт Марк?»
«Гучков», – ответил Марк просто и чётко.
«Не могу не одобрить! – похвалил я. – Да и то, как в нашей истории без Гучкова? Орешкин Алексей?»
Алёша потерянно посмотрел на меня своими выразительными глазами с длинными ресницами. (Будь я девочкой, я бы не пропустил этого парнишку, замечу в скобках.) Признался:
«Я не знаю, простите! Это так сложно…»
«Хорошо, подумайте ещё, – согласился я. – Сухарев Иван?»
«Выбор действительно очень сложный, – начал Иван с полной серьёзностью. – Но если отвлечься от всех личных симпатий и антипатий, а у меня, фактически, нет симпатий ни к одному из предложенных, как и антипатий, то одна из ключевых фигур того времени, фигура, которая стала точкой пересечения для целого ряда сил, точкой поворота и перелома, – это генерал Алексеев».
«Спасибо, я отметил! –