Я вернусь к тебе, милая!. Алиса Елисеева
приемного покоя горбольницы и больше уже ее не отпустил. Чтобы я не упала. Шли мы очень медленно, несколько метров, примерно десять. Прижал мою руку боком к своему халату и чуть перебирал пальцы задумчиво.
Я вспомнила, как плакала и хотела тоже выйти замуж, как Никита женился. За первого встречного. Вот просто выйти на улицу и крикнуть: «Выйду замуж за любого, кто согласен!!!».
Я хотела, чтобы у него была Лия, а у меня Лёва, Леша, Леонид, неважно кто, но чтобы я была замужем одновременно с Никитой, или даже раньше.
Потом отлегло, и я стала снова ждать, что он вернется.
Доктор усадил меня на кушетку и зашел в кабинет, передал мои бумажки медсестре.
Потом вышел и спросил:
– Мирослава, как вы? Одышка, сердцебиение?
– Да. А как Вас зовут?
– Вадим.
– Просто Вадим?
– Вадим Николаевич.
– А фамилия у вас какая?
– Дашко.
Я замолчала. Больше сил не было спрашивать, и так уже разболталась совсем. Запах больницы я ненавидела. Пахло иногда едой столовской, иногда спиртом, или пахло краской, побелкой, озоном, но больше всего пахло хлоркой… Вот её-то я и ненавидела.
Полы в нашей больнице скрипучие.
Вадим Николаевич куда-то заспешил на вызов, а меня с направлением даже не проводили, я и так тут все знаю.
Лучше бы к травнице пошла, чтобы она меня на ноги поставила. К той бабулечке, которая шепчет и веничком сухим машет, а потом дает такую плошку, в которой на дне ветки плавают. Дает и приговаривает:
– Выпиваешь – горько, а на душе – сладко.
Захожу в палату, четверо уже лежат, я пятая, кровать у двери. Спят, горки такие лежат белые на каждой кровати. Я сажусь осторожно, и снова шаги – высыпали мне горсточку лекарств в ладошку.
Ночь.
Ни запахов весенних, ничего хорошего. На неделю, как минимум опять положили.
Я тихо зашептала продолжение песни:
«Он на войне героем был не на словах.
На теле раны, гимнастерка в орденах.
Но подошел он к дому – вдруг залаял пес,
А пьяный брат сдержал свой смех потоком слез.
И сжав ладонь в кулак, не чувствуя руки,
Он удалился прочь от берега реки.
И к монументу двух сердец и стрелы
Он возложил свои дешевые цветы»…
Отвернулась я к стенке и поняла, что выть мне совсем не хочется. Только хочется спросить, еще раз глядя ему прямо в глаза:
– Да, Никита, я была на этом фото, а тебе ничего не показалось странным?
Глава 3.
Я проснулась утром и, конечно, не увидела добрые глаза нового доктора Вадима Николаевича, у которого набралась смелости, спросила имя, да еще и фамилию. Я увидела на своей, то есть больничной тумбочке книгу – рассказы О. Генри и сразу взяла ее в руки.
Читать. Всегда любила читать и писать, литература – мой любимый предмет. Наверное, Никита узнал, что я попала в больницу, и передал мне эту книгу.
Когда я читала её и смеялась, или удивлялась, мой Никита умилительно успокаивал. Мой бывший Никита.
Никогда