Кто в армии служил, тот в цирке не смеется.
за твой скорый дембель! Дай Бог, чтобы не в последней партии!..
– Я уйду первым! Самым первым!..
– Нереально! У тебя, что, папа округом командует?
– Нет! Но уйду первым. Потому, что знаю свой дембельский аккорд. А его я закончу через неделю после приказа!
Признаться, Лёхе я не поверил. Самая первая партия дембелей всегда уходила, как минимум, месяца через полтора. Весь разговор происходил в Доме офицеров гарнизона Смоляниново, где Лёха трудился художником, и куда нас с Макарычем отправили за наглядной агитацией. Агитация сохла, Макарыч по обыкновению проводил время за бутылкой у кого-то из многочисленных знакомых, снабдив меня сухпаем и отправив в Дом офицеров, где и пристроили до завтрашнего утра.
Художник Леха был великолепный! За плечами имел художественно-графический факультет института имени Герцена в Ленинграде. Выполненные им портреты всяческих военачальников и героев во множестве украшали фойе Дома офицеров.
Талантливого художника ценили, жил он, как у Христа за пазухой, в части появлялся крайне редко, но, против обыкновения, сослуживцы относились к нему неплохо. Кроме умения рисовать, Леха был разрядником по самбо, посему наезжать на него желающих не находилось, к тому же разрисованный Лёхой дембельский альбом очень и очень ценился в гарнизоне. Правда, чести этой удостаивались единицы, входившие в число друзей и земляков. Лёхиными рисунками гордились, как работами известных мастеров. При всем этом, я очень сильно сомневался, чтобы его отпустили самым первым, причем сразу после приказа:
– Леха! Ну, нереально это! Ты художник классный, потому первым и не уйдешь, пока всё что можно не разрисуешь!
– Спорим!? Если уйду – поставишь мне литр, когда в Питере будешь! Коньяка!!! Не шила!..
– Да уж! Такой отравы там не найти! Из чего его делают?!
– Судя по запаху – из квашеных галош!..
Лёха нацарапал мне свой питерский телефон на открытке со знаменитой картины "Ленин в октябре", кажется, где Ильич в окружении солдат и матросов произносил какую-то речь:
– Вот, тоже, блин, халтура! В актовом зале клуба железнодорожников панно на всю стену рисую. И на хрен им там лысый в кепке?! Как будто ничего больше изобразить нечего!..
Вопрос о шиле можно было не задавать. Если Лёха разрисовывает железнодорожный клуб, значит, там он им и разжился.
– А аккорд какой будет?
– Новая офицерская столовая. На сто процентов уверен!
– Ну, разрисуешь, и все равно, я думаю, первым не уйдешь. Найдут еще, чем нагрузить!
– Копи деньги на коньяк! Французский не надо, ни к чему тебя разорять! Армянский пойдет!..
Он, действительно, уволился самым первым. Когда я, через неделю после приказа, позвонил в Смолянку, Лёхи там не оказалось, и мне было отвечено, что тот, судя по всему, уже пьет водку дома. Ничего не оставалось, как восхищенно выругаться…
По первому ноябрьскому снежку, грея в карманах куртки две бутылки армянского коньяка, я подходил к старому дому на Моховой. Неделю назад приехал домой, дня три квасил с друзьями и родственниками, и зачем-то,