Лицей 2024. Восьмой выпуск. Анна Маркина
что ли?
– Ты помнишь?
– Ну! – у Василия сердце застучало быстрее оттого, что он наконец смог угодить.
– Ооо! Вот бы её закончить! А нитки остались? – обрадовалась дочь.
– Всё есть.
– Папа, давай я к тебе через недельку заскочу? Ты мне всё сложи; я заберу, хорошо?
Она не была у него года четыре и редко называла его “папой”. После разговора он тут же кинулся к шкафу, извлёк шитьевой набор с нитками мулине, пяльцами, иголками и канвой, разложил перед собой схему и пожелтевшую от времени ткань с начатым рисунком. Вышит был только верхний уголок. Норкин подумал, что дочь, наверное, расстроится: слишком мало сохранилось от её труда и воспоминаний. Будто от двенадцати лет их семьи, от целого океана осталась одна кружка воды, а всё остальное иссохло. Он и не заметил, как засел за вышивание. На схеме мать держала младенца.
Так он провёл два дня. Вызовов не поступало. К вечеру понедельника пришёл Дятлов. С Дятловым установились военно-дружеские отношения. Тот не заслуживал своего места: бессмысленно мельтешил руками-крюками, всё у него подтекало, ржавело, расходилось, поэтому Норкин встречал его как захватчика. Но после некоторых матерных реверансов и просьб оставить в покое Василий сдавался, размягчался и садился слушать дятловские жалобы на жизнь.
Плохо у Дятлова было всё и всегда. Зарплату задерживали, жена притесняла и не давала простора, грымзы из ЖЭКа что-то замышляли против него, змеили коварные речи, соседка Маруся, пока он прикручивал ей фильтр вчера, рыдала в салфетку из-за отсутствия детей.
– Есть же у неё этот дрыщ, вот в него бы и причитала, а в меня за что? – обиженно буровил Дятлов, вытаскивая из-за пазухи бутылку водки, как замерзающего котёнка.
Норкин пошерудил в холодильнике и извлёк два яблока и заплесневелые останки сыра.
– Ну, бахнем, – кивнул он.
Опрокинули рюмки. Показалось, что после первой внутри наступило лето. Василий поприветствовал в себе тепло и пожалел Марусю за бездетность, заодно рассердившись на неё за то, что вызвала Дятлова, а не его.
К концу бутылки Дятлов раскоординировался и уронил свое размягчённое тело на комнатный диван. И на тумбочке приметил “Мать с младенцем”, из которой недвусмысленно торчала нитка с иголкой.
– Это што? – спросил он, подняв вышиванье за уголок над собой, как кусок гнилой картонки.
– Ничего, – Норкин попытался выхватить женщину с младенцем.
– Это ты, что ли, так? – Дятлов далеко вытянул руку, вгляделся в рисунок и заржал. – Ничё се.
– Верни, сука, – прошипел Норкин.
– Да чё ты!.. – продолжал хохотать гость. – Нормально так.
Василий выдернул наконец своё тканевое достояние из варварских рук:
– Хрен кукурузный, – просвистел он сквозь зубы.
После молчания Дятлов заметил, бросив взгляд на бутылку:
– Кончилась,