Лучистая. Из жизни Звездолётика и Паровозика. Владимир Ильичев (Сквер)

      Совсем недавно – в первых числах сентября —

      ко мне наведался дружбан по институту,

      солидный дядя, голова не без царя,

      любитель выпить – не любитель бить посуду.

      Он рассказал мне о своих айти-делах,

      я поделился – чем живут сейчас поэты…

      А у ворот стояли «Порш» и «Кадиллак».

      Шучу, немного побюджетнее кареты.

      Пошутковать мы с другом оба мастаки,

      но я сказал ему в серьёзную минуту:

      «Андрюх, мне жаловаться – как-то не с руки,

      ведь я любви успешно вызнал амплитуду».

      Была любовь, теоретическую часть

      мне преподавшая – как есть, и между строчек.

      Была «нормальная» любовь. Кипела страсть!

      Пришла разумная любовь – важнее прочих.

      И я об этом с умным видом говорил —

      мол, всё, до пенсии дожил, и дзен постигнут.

      …А помудрее мальчик, полный юных сил

      кромсал в душе моей подсохшую мастику.

      Как я забыл, что пацанята-лучники

      поэтов держат днём и ночью на прицеле,

      и потому не остывают очаги

      ни в шалаше, ни в мезонете, ни в отеле?

      Спустя два месяца я вызван был туда,

      где всё решается легко, в природном стиле.

      Недалеко от Воробьёвского пруда

      мою любовную усталость… пристрелили.

      Но мне запомнился иначе тот момент —

      как я иду, шагов не слыша, по подвалу,

      и вдруг святой Аполлинарии джаз-бенд

      возносит жизнь мою в Божественную залу.

      Я утоляю жажду ягодной водой,

      приняв её – с могучей аурой светлейшей —

      из рук самой Аполлинарии святой…

      И возвращается в подвал совет старейшин.

      Мораль стихии, мой читатель, такова:

      любовь настигнет и зануду, и паяца.

      Всегда диктует что-то сердцу голова,

      и никогда не будет сердце подчиняться.

      Нет, я разумную любовь не предаю,

      и не предам – на то мы, верно, и разумны.

      Но вот и ночь… Безумно любящий – в строю,

      отряд безумных вновь натягивает струны.

      Я ждал тебя, мой дофаминовый укол…

      Не спал, не ел, не отвлекался на работу.

      Мне помогала вера в Жизнь и Рок-н-Ролл,

      хотя последний утопил в Шантарске ноту.

      Кому и что за эту ноту предъявить?

      В небесной тьме таких, как я – квадриллионы.

      И есть для каждого спасительная нить.

      Крышует нас, земных, Мадонна Карлеоне.

      Но дверь открылась, и за ней стояла… ты.

      Не Фрау Шприц, а в пиджачке прикольном Фея.

      Я сразу понял – и тебе, и мне кранты.

      Пришлось пойти через кранты, сперва – робея.

      Мы друг для друга – обоюдно – всё и вся.

      И нейромедиа, и сны, и надземелья.

      Мы друг на друга смотрим, действия прося,

      но как получишь это действие немедля?

      Я