Лица под масками. Лана Ларр
он избивал меня, и мне приходилось отдавать ему деньги – иначе он бы просто меня убил. В этом состоянии Мамору ничего бы не остановило. Когда все было совсем плохо – я брала отгулы, но я не могла постоянно отпрашиваться, поэтому я просто замазывала следы побоев и приезжала сюда. Никто из моих коллег не догадывался о том, что происходит у меня дома. Да даже если и понимали – никто с расспросами не лез, и в стенах приюта я никогда и ни с кем не обсуждала это. Так мы прожили еще некоторое время, а потом развелись.
Абэ обернулась и посмотрела на Фурукаву.
– Спустя пару дней после этого малышка подошла ко мне и отдала лист бумаги. Это был тот самый рисунок, что я вам показала. Поймите меня правильно: я никогда не приносила из дома на работу свои эмоции и переживания, для детей я старалась оставаться такой же, как и прежде. Дети часто говорят то, что думают, и если бы они заметили синяки на моем лице, уверена, кто-нибудь указал бы мне на это или хотя бы спросил, откуда они. Но дети вели себя как обычно, никто ничего не заметил. Кроме нее.
– Полагаю, она хороший эмпат, – вставил Фурукава. – И видит и чувствует больше, чем другие.
– Но ей всего двенадцать! – воскликнула Абэ.
– И половину из этих двенадцати лет она не жила, а выживала, – заметил мужчина.
– Да, это правда, – с грустью кивнула воспитательница. – Не представляю, как она осталась цела.
– Физически, может, и осталась, но я читал заключение психиатра – сознание и психика Киры раздроблены на мелкие кусочки. Впрочем, есть одно направление искусства, согласно которому старые трещины на отреставрированной керамике не маскируют – их, наоборот, подчеркивают с помощью серебра или золота, поскольку это неотъемлемая часть истории. Это делает некогда разбитые вазы и другие предметы совершенно новыми, более изысканными, уникальными. Я уверен, что этого несчастного ребенка тоже можно собрать заново. И я намерен помочь ей в этом.
– Только она не ваза. Боюсь, в нашем случае трещины как раз таки лучше скрыть. И в первую очередь от самой Киры, – пробормотала Абэ, а затем направилась в сторону двери. – Думаю, нам пора вернуться.
Фурукава кивнул и проследовал за женщиной обратно. Когда он зашел в комнату, то увидел, что девочка по-прежнему сидит там же, где она была, когда он уходил, однако она перестала рисовать и сейчас внимательно смотрела на незнакомца. Блокнот лежал перед ней, закрытый, из-за чего самого рисунка мужчина не видел.
– Уже закончила? Я могу взглянуть? – ласково спросил он.
Вместо ответа девочка открыла блокнот, вырвала лист, сама подошла к Фурукаве и отдала свое творчество ему. Мужчина перевернул рисунок и, несмотря на то, что он уже понимал, что там увидит, ахнул. Человек на рисунке снимал маску, на внешней части которой было изображено приветливое и добродушное лицо. Однако под маской человек выглядел совсем иначе. Он ухмылялся, а его взгляд был колючим, хищным, пронизывающим до костей. Лицо