Яик-Горынович. Павел Малов
своего богато обставленного, деревянного дома. Кухарке велела собирать на стол.
– Ты, Варвара, притомилась, небось, с дороги? Отдохни чуток, а потом я тебя покормлю.
– Да я не голодна вовсе, тетушка, – запротестовала казачка. – У меня припасено все с собой… Вот и вам гостинцев привезла, рыбкой и черной икоркой с последнего багрения Михаил Родионыч велели вам кланяться.
– Рыбка – это хорошо, рыбу вашу яицкую я оченно уважаю, и икру тем паче, – обрадовалась Пелагея.
Вновь крикнула прислугу: у нее помимо пожилой дородной кухарки было еще две расторопные девки и пожилой дед-дворник, он же печник, во дворе. Пришедшей на зов сенной девке велела снести все гостинцы на кухню и отдать кухарке.
– А где же дядюшка, супруг ваш, Харлампий Трифонович? – поинтересовалась Варвара. – В Гостином дворе, небось? Делами занятые?..
– Уехал Харлампий Трифонович неделю тому назад во Ржев-город Володимерский, – сказала тетка. – У него же там младший брат, Астафий, купец второй гильдии. Известный в городе человек, поставщик императорского двора бывший. Сено для царских конюшен в Санкт-Петербург отправлял. Еще при покойном императоре Петре Федоровиче, Царство ему Небесное.
Пелагея отчего-то взгрустнула.
– У вас там как, на Яике? Бывшего царя-батюшку казаки не поминают?
– Кто поминает, а кто и не очень, – искренне ответила Варвара. – У наших другая беда: совсем старшины казаков замордовали. Жалованья пятый год не выдают, налогами и поборами войсковую сторону обложили, рыбу ловить не велят, заставляют на своих хуторах батрачить. Ну, просто, тетушка, ложись и помирай!.. Мой-то средненький, Борис, тоже гнет спину на богатеев. Пасет на дальних пастбищах овец бородинских.
– Никак чабаном заделался? – переспросила тетка Пелагея. – А что, дело хорошее, я тебе скажу, племяннушка. Все без куска хлеба не останется, а то, глядишь, разживется и свой гурт заведет… Ты молись за него, Варвара. И за мужа своего молись, Бог ведь он добр и милосерден. Он все может, если захочет.
– Да я и то денно и нощно молюся, поклоны бью, и к батюшке на исповедь регулярно хаживаю, – призналась Варвара. – И на Господню церковь в кружку со святыми дарами свою лепту регулярно бросаю… Втайне от Михаила, конечно. Он у меня не того… не любит, когда в пустую трату деньги идут. Они нам, тетушка, ох как чижало достаются!
На глазах у Варвары показались слезы. Женщина поспешно вытащила из рукава утирку.
– Не плачь, Варварушка, – сама чуть не прослезившись, обняла ее Пелагея. – Знаю, знаю, что нелегко тебе с шестью ртами! А ну-ка прокорми всех, попробуй… Ну да чего уж там, пока Харлампий Трифонович в отъезде, помогу чем-нито. Свои чай люди, родня. Не волки лютые…
Пришла сенная девка и сообщила, что ужин готов.
– Пойдем, Варюшка, в столовую, пойдем. Откушаем, что Бог послал, – повела племянницу под руку хлебосольная тетка.
Женщины уселись за небольшой квадратный стол, покрытый расписной, с яркими узорами,